Шагнув на солнечный свет, он глубоко вздохнул. Корабль был необычным, его обводы были более гладкими, чем у «Геттисберга», мачты отсутствовали, его палуба была окрашена в глухой серый цвет, и то здесь, то там была опалена после битвы. Часть палубы на носу была расколота.
Океан был огромным открытым пространством глубокого, насыщенного голубого цвета, искрящегося барашками, гонимыми теплым, тропическим бризом. Он почувствовал в этот момент, как будто это было самым прекрасным впечатлением, которое он когда-либо знал — океан, аромат ветра, рокочущий корабль под его ногами, словно он пропахивал медленно волнующееся море.
Хазин прошел мимо него, показывая ему последовать за ним, и Ричард взобрался по трапу и прошел через открытую дверь. Свет внутри был приглушенным. То, что он увидел, являлось алтарем из черного камня, возвышающегося в дальнем конце каюты, которая была заполнена сладким ароматом благовоний.
Шелковые шторы на иллюминаторах были задернуты, но мягкий, рассеянный свет, просачивающийся насквозь, придавал помещению чувство мягкости и комфорта. Хазин показал на стул, установленный у стола. На нем находился открытый графин и единственный хрустальный бокал рядом с ним.
— Выпьешь, Кромвель?
— Он тоже с наркотиком?
Хазин улыбнулся. — Конечно. Ты можешь отказаться, но в конце концов жажда заставит тебя, и ты выпьешь. Так зачем терпеть в ожидании?
Ричард посмотрел на графин и заколебался.
— Твой друг пьет прямо сейчас.
Ричард ожесточенно посмотрел на Хазина. Но тот повернулся спиной, лицом к алтарю, держа горящий фитиль, чтобы зажечь свечу.
— Ричард, мы можем играть в эту игру весь остаток дня. Ты можешь даже попытаться и убить себя жаждой. Но я уверяю тебя, что ты будешь сильным и выпьешь.
Хазин повернулся и улыбнулся. — О’Дональд рассказывает нам всё — размер вашего флота, вашей армии, виды оружия, он расскажет нам всё.
— Ваши шпионы уже рассказали вам всё, так зачем пытать его? — рявкнул Ричард.
— Интересно. Похоже ты более беспокоишься за него а не за себя.
— Я знаю чего ожидать.
— Я понимаю, твое тело было покрыто шрамами от бичей еще раньше текущего неприятного обращения. Ты был рабом бантагов?
— Мерков.
— Даже ужаснее. Примитивные создания, эти мерки. Это объясняет определенную жесткость с твоей стороны.
Ричард продолжал разглядывать графин. Он содержал водоворот цветов, радужное сверкание света, которое было бесконечно приятно.
— Информация, которая у нас есть на вашу Республику устарела. На полдюжины или около того лет. После договора мы конечно посылали шпионов, но недавние события вынудили мой орден переместить их внимание на другие места. Откровенно говоря, появление вашего корабля стало слегка сюрпризом для меня, но в этом сплетении обстоятельств, я чувствую, что-то есть, что-то, что может быть использовано — и ты.
Хазин приблизился, вытащил стул с другой стороны стола и уселся на него. Ричард настороженно посмотрел на него, взгляд метнулся к его поясу, в надежде увидеть нож. Хотя любой из этой расы имел подавляющее преимущество в физической мощи, обычно они были медленнее, даже немного неуклюжи, и человек быстро двигаясь мог подчас вырвать нож или оружие.
— Я не вооружен, по крайней мере, не тем типом оружия, который ты ищешь, — сухо заявил Хазин, словно докучаемый замыслами Ричарда.
— Тогда, что, черт побери вы хотите? — рявкнул Ричард. — Если бедный Шон ломается, вы получите в чем нуждаетесь. Я просто солгу, и вы знаете это. Так закончим это, будьте вы прокляты.
Хазин тихо усмехнулся. — Дух. Вот почему именно ты сидишь здесь со мной, пока «бедный Шон», как ты называешь его, получает вопросы в слегка другой манере.
Ричард рассвирепел, и Хазин поднял вверх свою руку.
— Нет. Пытки закончены. Это был просто способ сделать одного из вас податливым. Ты, Кромвель, интригуешь меня. Я просто хочу поговорить.
— Как вы узнали наши имена?
— Глупый вопрос. Я ожидал большего. Ваши имена написаны на швах одежды и вы оба держали ваши офицерские бумаги в дорожных сумках. Скверная секретность, летчики никогда не должны позволять себе такое. Один из моих Шив опознал имя О’Дональд. И, я, конечно слышал о твоем отце.
Ричард застыл и опустил глаза.
— Да, предатель вашей Великой войны. Ты знал его?
— Нет. Моя мама была рабыней мерков. Он умер, когда я был младенцем.
— Тем не менее, ты сохранил его фамилию. В этом есть определенная гордость. Я отношусь одобрительно к такому в любом, из моей расы или из вашей.
— Шив? — спросил Ричард.
Хазин встал и вернулся к алтарю, затем прислонился к нему и оглянулся на Ричарда. — Будущее за этим миром.
— Республика — вот будущее. Если вы пришли после нас, вы никогда не победите.
— Преданный ответ, но, ты знаешь только о твоей Республике. Ты ничего не знаешь о нас, о том, что мы есть и чем мы станем.
Ричард подумал о корабле, на котором он сейчас находился, как легко он сокрушил «Геттисберг», о человеке с холодными глазами, который, как чувствовал Ричард, мог убить с непринужденной эффективностью.
— Шив — вот ваше будущее, Кромвель. В течении десяти поколений мы, из моего ордена, занимаемся разведением людей, в поисках желаемых черт: физическая сила, интеллект и ловкость. Тем, кто получает такие черты в следующем поколении позволяют продолжить скрещивание. Другие, — и он улыбнулся, — ну, им также находится применение.
Ричард недоверчиво посмотрел на него. Он понимал, что должен чувствовать возмущение и отвращение, но проклятый наркотик давал о себе знать. Каюта качалась и плавала. Свет сиял сквозь иллюминатор, отражая странные голубые глаза Хазина, приковывая его внимание.
— Вообрази, что пятьдесят тысяч таких воинов могут сделать с вашей армией. Но сражение не должно произойти. Вместо этого можно достигнуть компромисса, понимания без ненужного кровопролития.
— Республика никогда не сдастся, пока Кин и те, кто думает как он живы.
Хазин кивнул. — Да, я знаю. Просто моя мечта. Он вздохнул.
Как на странно, но Ричард ощутил симпатию, почти желание чтобы как-то понравиться, чтобы понять. Он боролся с этим, пытаясь остаться сфокусированным, чтобы найти что-то, всё, что угодно в этом помещении, чем он мог бы сражаться с ним, чтобы убить, чтобы умереть сражаясь.
— У тебя есть незаурядная сила, Кромвель. Я восхищаюсь этим. Все остальные слишком очевидны и послушны. На самом деле это временами довольно скучно.
Хазин приблизился и оставаясь стоя, посмотрел вниз на Ричарда.
— Я могу заставить тебя, я хочу, чтобы ты знал об этом. Шив разводят для нужд моего ордена. В пять их забирают у собственных матерей, которые отдают их с удовольствием, и в течение следующих пятнадцати лет их тренируют, в основном представители их собственной расы. Половина умирает в этом обучении из-за войны, или из-за другой работы, или из-за наших особенных целей.
— Особенных целей?
— Мы можем обсудить это позднее.
— Я даю им что-нибудь, чтобы верить, — он кивнул на черный алтарь. — Совмещение такой мощи с религиозной верой, и ты имеешь силу, которая наводит ужас. Ты, к сожалению, никогда не уверуешь. Всегда останется память о детстве, или других вещах. Я могу лишить тебя сил с тем, что в этом графине, сделать тебя сговорчивым на какое-то время, но ты никогда не будешь полностью одним из них.
— Зачем вы рассказываете мне это?
— Потому что у меня никогда раньше не было благоприятного случая, — ответил Хазин. — Это интригует меня. Ты не Шив, не один из миллионов других людей, живущих среди нас как рабов. Есть разница, должен быть способ как-то использовать тебя. Фокусирование на этом станет для меня интересным экспериментом.
Ричард изо всех сил старался сохранить самообладание, чтобы как-то избежать глаз, внезапную жажду, желание позволить мощи наркотика разлиться по его телу. После войны, в редких случаях, когда они с Василием бывали в Суздале, он видел не одного искалеченного ветерана, которые стали зависимыми от морфия, данного им в больнице. Они сидели в тенистом уголке, не обращая внимания на свою запущенность, путешествуя в грезах. Не это ли они делают сейчас со мной?