Его продукты были где-то внизу. Если возвращаться за ними, он потеряет все очки в подъеме, которого с таким трудом добился. Возможно, универмаг Андервуда находится всего через несколько пролетов вверху. Или через сотню. Ему оставалось только гадать.
Из-за голода и усталости, а также из-за того, что тщетность подъема по бесконечным пролетам опускающихся эскалаторов была, как он теперь расценил ее, сизифовым трудом, он решил вернуться и поесть.
Сначала он позволил эскалатору тихо нести себя вниз, но вскоре в нем пробудилось нетерпение. Он обнаружил, что бежать вниз через три ступеньки было не так изматывающе, как бежать вверх. Он почти не устал, и за несколько минут добрался до своих продуктов.
Съев половину яблочного пирога и немного сыра, он сделал из своего пальто подобие мешка, связав рукава и застегнув все пуговицы. Теперь, держась одной рукой за воротник, а другой за низ пальто, он мог нести продукты с собой.
Он ехал вниз, только вниз, вниз и вниз, до головокружения быстро, слегка поворачиваясь на каблуках на каждой площадке. Он кричал, улюлюкал и хохотал во весь голос; крики эхом отзывались в узких коридорах с низкими сводами, преследуя его.
Вниз, вниз и вниз.
Дважды он поскальзывался на площадках, а однажды не устоял и полетел вниз, выпустив мешок с продуктами.
Наверное, он некоторое время был без сознания, так как, очнувшись в куче продуктов, обнаружил, что у него рассечена щека и голова раскалывается от боли. Складывающиеся ступени мягко терлись о его каблуки.
Затем он пережил первый момент ужаса — предчувствие, что этот спуск БЕСКОНЕЧЕН.
«Я еду в ад! — закричал он, хотя его голос и не мог заглушить беспрерывного жужжания эскалаторов. — Это путь в ад. Оставь надежду всяк сюда входящий!»
Здравый смысл, однако, был так присущ его характеру, что ни истерика, ни ужас не могли надолго овладеть им. Он опять собрал продукты, с облегчением обнаружив, что на этот раз разбилась только одна банка растворимого кофе, и начал более аккуратный спуск. Опять принялся за «Ярмарку тщеславия», читая ее и одновременно шагая по ползущим вниз ступеням. Он не позволил себе думать о протяженности той бездны, в которую погружался, и сюжетные перипетии романа помогли ему отвлечься от своей собственной ситуации. На странице 235-й он пообедал остатками сыра и яблочного пирога; на 523-й отдохнул и поужинал английскими печеньями, макая их в арахисовое масло.
«Нужно лучше распределить оставшуюся пищу».
Может быть, если он будет рассматривать свое абсурдное положение как борьбу за выживание, как главу в своей собственной робинзонаде, он сможет достичь дна этого механического водоворота живым и нормальным.
Конечно, он все еще спускается вниз… И он все еще вполне нормален… Но он выбрал себе цель и не отступит от нее.
На бесконечных лестничных клетках не существовало ночи. Он засыпал, когда ноги более не могли нести его и глаза начинали слезиться от чтения. Во сне он продолжал свой спуск по эскалаторам. Он просыпался, и его рука все так же лежала на резиновом поручне, который двигался одновременно со ступенями. Тогда он осознавал, что не спит.
Как лунатик, он продолжал идти по эскалаторам дальше вниз, в эту нескончаемую преисподнюю, позабыв где-то мешок с пищей и даже недочитанный роман Теккерея.
Поднимаясь вверх, он в первый раз заплакал. Без романа думать было совершенно не о чем. кроме как об этом, об этом…
«Сколько же еще? Как долго я спал?»
Он сумел подняться на двадцать пролетов. Потом сломался. Развернулся и позволил ступеням нести себя вниз.
Эскалатор, казалось, двигался теперь с большей скоростью, чем раньше, а перестук ступеней стал громче. Но он больше не доверял своим ощущениям.
«Наверное, я не в своем уме. А может, просто ослабел от голода. Все равно пища когда-нибудь кончилась бы. А голод может повредить мозгу. Оптимизм — вот выход!»
Из-за отсутствия других развлечении он занялся тщательным анализом окружающего. Стены и потолки были плотные, гладкие и ослепительно белые. Ступени эскалатора имели матовый никелевый оттенок; продольные зубья были слегка светлее, а канавки — темнее. Зубья слегка выступали за край каждой ступеньки, что придавало нм сходство с машинкой парикмахера.
Каждый раз, когда он доезжал до площадки, его внимание сосредоточивалось на иллюзорном «исчезновении» ступеней, на том, как они складываются, достигая пола, и заезжают, попадая канавками в зубья, под металлическую пластину.