Гора дрожала до самого основания, скала колыхалась. Я бросился ничком и уцепился за тощую траву.
— Это, — сказал я, наконец, — это может быть только большой водоворот Мальштрема.
— Да, так его называют иногда, — отвечал старик. — Мы, норвежцы, называем его Москоештрем, от острова Моское.
Описания этого водоворота, которые мне случалось читать, вовсе не подготовили меня к такому зрелищу. Очерк Ионы Рамуса, быть может, самый обстоятельный из всех, не дает ни малейшего понятия о великолепии и ужасе зрелища, ни о подавляющем чувстве небывалого, охватывающем зрителя. Не знаю, когда и с какой точки этот писатель наблюдал Мальштрем, но уж во всяком случае не с Гельсеггена и не во время шторма. Впрочем, я позаимствую у него некоторые подробности, хотя, повторяю, они не дадут никакого понятия о действительном характере зрелища.
— Между Лофоденом и Моское, — говорит Рамус, — глубина моря от тридцати пяти до сорока фатомов, но по сторону острова, по направлению к Веру (Вург) она так незначительна, что корабль, даже в самую тихую погоду, рискует разбиться о подводный камень. Во время прилива течение стремится к берегу, между Моское и Лофоденом, с поразительной быстротой, при отливе же несется обратно с таким неистовым бешенством, что самый грозный и бурный водопад не сравнится с этим потоком: грохот его слышится за несколько миль; местами образуются водовороты, или воронки такой громадной величины, что корабль, попавший в подобную пучину, идет ко дну и разбивается в дребезги о камни. Осколки его выбрасываются во время затишья. Но эти промежутки затишья бывают только между приливом и отливом при тихой погоде и длятся не более четверти часа. Когда поток достигает наибольшей быстроты, и бешенство его усиливается штормом, опасно приближаться к нему на норвежскую милю. Случалось, что лодки и корабли уносило в пучину, хотя они находились еще далеко от нее. Случается также, что кит подплывет слишком близко к этому месту, и поток уносит его. Невозможно описать, как он бьется и ревет в бесполезной борьбе с бешеной стихией. Однажды медведь, вздумавший переплыть от Лофодена к Моское, был затянут водоворотом, при чем ревел так страшно, что слышно было на берегу. Огромные сосны и ели, увлеченные потоком, вылетают обратно изодранные и расщепленные до такой степени, что кажутся обросшими щетиной. Это показывает, что дно состоит из камней и утесов. Направление потока изменяется под влиянием прилива и отлива через каждые шесть часов. В 1645 году, утром, в воскресенье, на масленице, он свирепствовал с такой силой, что каменные дома на берегу разваливались…
Я не понимаю, каким образом возможно определить глубину водоворота. "Сорок фатомов" — без сомнения, относится к той части потока, которая непосредственно примыкает к Моское или Лофодену. В центре Моское-штрема глубина, без сомнения, несравненно больше; чтобы убедиться в этом, довольно заглянуть в устье воронки с вершины Гельсеггена. Глядя с утеса на эту адскую пучину, я не мог не улыбнуться простодушию честного Ионы Рамуса, который рассказывает о потоплении китов и медведей, как о чем-то невероятном. Мне ясно было, что огромнейший линейный корабль, попав в сферу действия этого течения, будет унесен, кал пух, ураганом и исчезнет мгновенно.
Несостоятельность попыток об'яснить это явление — некоторые из них казались мне довольно убедительными при чтении — слишком очевидна. Вообще принято думать, что единственная причина Мальштрема, как и трех меньших водоворотов между Фаррерскими островами — "встреча волн, поднимающихся или падающих во время прилива или отлива, с грядой скал и рифов, которая стесняет их так, что они обрушиваются в виде водопада. Таким образом, чем выше прилив, тем глубже падение; а естественным следствием этого является водоворот, всасывающая сила которого достаточно известна по опытам в меньших размерах".
Так сказано в Encyclopaedia Britannica. По мнению Кирхера и некоторых других, в центре Мальштрема находится пропасть, которая проникает далеко вглубь земли и выходит на поверхность в каком-нибудь отдаленном пункте, — в Ботническом заливе, например. Признаюсь, это вздорное мнение казалось мне наиболее вероятным теперь, когда я рассматривал водоворот с вершины утеса. Я сообщил о нем проводнику, но, к моему удивлению, он об'явил, что совершенно не согласен с ним, хотя это мнение общепринятое в Норвегии. Что касается вышеприведенного об'яснения, то он откровенно заявил, что не понимает его. В этом мы сошлись: действительно, об'яснение, быть может, очень разумно на бумаге, но совершенно непонятно и даже нелепо, когда видишь пучину воочию.