Рэй Бредбери
Спустись в мой подвал
Гая Фортнума разбудила субботняя суета. Он лежал с закрытыми глазами, наслаждаясь каждым ее звуком. Внизу жарится бекон: Цинтия будит его превосходным завтраком, а не криком. По другую сторону коридора Том принимает душ. А в дальнем мире шмелей и стрекоз чей это голос проклинает уже погоду, время и гипертонию? Миссис Гудбоди? Да. Опора христианства, метр восемьдесят без обуви, отличная садовница, вегетарианка и местный философ. Он встал, поднял жалюзи и высунулся, чтобы послушать ее крики.
– Получайте! Попробуйте-на этого! Это пойдет вам на пользу!
– Приятной субботы, миссис Гудбоди!
Старушка замерла в облаке инсектицида, бьющего из огромного распылителя.
– Чепуха! – крикнула она. – Какая может быть приятность со всем этим дьявольским сбродом!
– А что на этот раз?
– Я не хочу, чтобы все воробьи начали чирикать об этом, но, – она подозрительно осмотрелась, – что бы вы сказали на то, что я – первая линия обороны против летающих тарелок?
– Превосходно, – ответил Фортнум. – Скоро у нас будет ракетная связь между мирами.
– Уже есть! – Нацелившись на живую изгородь, она пыхнула еще одним облаком. – Ага! Вот вы где!
Он убрал голову из окна, уже не в таком хорошем настроении, в каком проснулся.
Бедняжка эта миссис Гудбоди. Всегда была воплощением здравого рассудка, а теперь – склероз.
Зазвенел звонок у двери. Он схватил халат и был уже на середине лестницы, когда услышал голос:
– Заказная бандероль для мистера Фортнума.
Он увидел, как Цинтия возвращается от входной двери с небольшим свертком. Он протянул руку, но она, покачала головой: – Это твоему сыну.
Том оказался внизу так быстро, как будто бежал на ста ногах.
– Чудесно! Наверняка с Фермы Больших Болот!
– Хотел бы я так радоваться обычной посылке, – заметил Фортнум.
– Обычной?! – Том торопливо срывал шнурок и бумагу. – Ты не читал последних страниц «Попьюлар Меканикс». Ну, наконец-то!
Все заглянули в небольшую открытую коробочку.
– Что «наконец»? – сказал Фортнум. – Что там?
– Грибы Джумбо-Гигант-Разводи-Сам! Гарантированный доход!
– Ясно, – сказал Фортнум. – Как это я не догадался сразу.
Цинтия взглянула искоса.
– Такие маленькие…
– «Фантастический прирост грибной массы всего за двадцать четыре часа, – Том цитировал по памяти. – Можно разводить в собственном подвале…».
Старшие Фортнумы переглянулись.
– Ну что же, – признала Цинтия, – пожалуй, это лучше, чем ужи и жабы.
– Конечно! – Том убежал.
– Послушай, Том, – мягко сказал Фортнум. Том остановился в дверях подвала. – В следующий раз вполне хватит обычной посылки.
– Да ладно уж, – сказал Том. – Они чего-то там напутали. Думали, что я какая-то богатая фирма. Авиапочта, заказная – кому это по карману?
Двери подвала захлопнулись.
Фортнум, ничего толком не понимая, посмотрел на упаковку, потом бросил ее в корзину. По дороге на кухню он заглянул в подвал. Том уже возился в дальнем углу, разгребая землю граблями. Фортнум почувствовал присутствие жены, она едва дыша, тихонько заглядывала в холодный мрак.
– Надеюсь, это съедобные грибы. Не… поганки?
Фортнум рассмеялся.
– Хорошего урожая, хозяин!
Том поднял глаза и помахал рукой. Фортнум закрыл дверь, взял жену под руку и в отличном настроении повел ее на кухню.
Около полудня Фортнум ехал в машине к ближайшему супермаркету, когда заметил Роджера Уиллиса, своего приятеля по клубу, учителя биологии в городском лицее. Тот нетерпеливо махал ему рукой с тротуара. Фортнум подъехал к тротуару и открыл дверцу.
– Привет, Роджер. Подбросить?
Уиллис торопливо прыгнул в машину и захлопнул дверцу.
– Здорово, что я тебя встретил. Ты можешь минут пять поиграть в психиатра?
Фортнум с минуту внимательно смотрел на приятеля, потом сказал:
– Хорошо. Давай.
Уиллис устроился поудобнее и начал разглядывать свои ногти.
– Проедем еще немного… Все. Хватит. Слушай: что-то не в порядке с нашим миром.
Фортнум беззаботно рассмеялся.
– По-твоему, это в первый раз?
– Нет, нет, я имею в виду, что происходит… что-то странное… что неуловимое.
– Миссис Гудбоди… – сказал Фортнум сам себе и примолк.
– Миссис Гудбоди?
– Сегодня утром она толковала мне насчет летающих тарелок.
– Нет, – Уиллис нервно пососал сустав пальца. – Нет, нет, это не тарелки. По крайней мере, мне так кажется. Скажи, что такое интуиция?
– Осознание того, что долгое время лежало в подсознании. Только не принимай всерьез доморощенного психолога. – Он снова засмеялся.
– Хорошо, хорошо! – Уиллис оживился. – Именно так! Например, что-то собирается долгое время, правда? Ты сплевываешь, не задумываясь, как у тебя собирается слюна. У тебя, скажем, грязные руки, но ты не знаешь, как они запачкались. Ежедневно на тебя садится пыль, но ты этого не чувствуешь. И только когда пыли соберется много, ты ее замечаешь. Так я понимаю интуицию. Итак, что же за пыль осела мне на мозг? Несколько метеоров на ночном небе? Странная погода перед рассветом? Не знаю. Какие-то странные цвета, запахи, звуки, что раздаются по дому в три часа ночи? Гусиная кожа на руках? Не знаю, но чувствую, что пыль накопилась. Как-то вдруг.
– Да, – обеспокоенно сказал Фортнум. – Ну и что?
Уиллис посмотрел на свои руки, лежащие на коленях.
– Я боюсь. Временами страх проходит. Потом боюсь снова, в самый разгар дня. Я был у врача, и мне сказали, что я здоров, как бык. Никаких семейных неурядиц. Джо – отличный парень, хороший сын. Дороти? Она необыкновенная женщина. С ней я не боюсь состариться и умереть.
– Счастливчик.
– Но сейчас речь не об этом. Я панически боюсь за себя, за свою семью, а в эту минуту – и за тебя.
– За меня? – повторил Фортнум. Они как раз остановились на пустой площадке перед супермаркетом. Воцарилась глухая тишина. Фортнум повернулся и посмотрел на друга.
– Я боюсь за всех, – сказал Уиллис. – За твоих друзей, моих, их друзей и так далее. Идиотизм, а? – Уиллис открыл дверь, вылез и уставился на Фортнума. Фортнум почувствовал, что должен что-то сказать.
– Ну, ладно, и что же нам делать?
Уиллис глянул на ослепительно яркое солнце, пылавшее на огромном небе.
– Держи глаза и уши открытыми, – медленно сказал он. – В течение нескольких дней присматривайся ко всему вокруг.
– Ко всему?
– Мы часто не пользуемся даже половиной того, что дал нам Бог. Мы должны слышать больше, иметь более чувствительные осязание, обоняние и вкус. Может, есть что-то необычное в том, как ветер гонит листья по этой площадке. Может, в блеске солнца на телефонных проводах или в песне цикад среди вязов. Если бы мы только могли посмотреть и послушать несколько дней, несколько ночей и сравнить потом наши наблюдения. А потом можешь велеть мне заткнуться, и я заткнусь.
– Это звучит разумно, – ответил Фортнум, легким тоном скрывая свое беспокойство. – Я понаблюдаю. Но как я узнаю, что это именно то, о чем ты говоришь, даже если что-нибудь увижу?
Уиллис внимательно смотрел на него.