“Конечно, так и есть. Держу пари, так и есть”, - прорычала Пенни. “А теперь они обращаются с нами, как с ниггерами, и вот что я тебе скажу, Рэнс Ауэрбах: мне это чертовски не нравится”.
Ауэрбах, прихрамывая, прошел на кухню, открыл еще одно пиво и вернулся к дивану. “Мне это тоже не нравится, но я не знаю, что я могу с этим поделать. Если ты больше не можешь этого выносить, держу пари, Ящеры в конце концов доставят тебя обратно в Штаты. К настоящему времени они, вероятно, выяснили, что ты продержишься около двадцати минут после того, как сойдешь с самолета. Бьюсь об заклад, это бы их вполне устроило ”.
Она уперла руки в бедра, на мгновение став похожей на разъяренную школьницу. Ее голос тоже звучал как у разъяренной школьницы, когда она завопила: “Посмотри, во что ты меня втянула!”
Он потягивал светлое пиво "Лайон". Он начал смеяться, поперхнулся, пиво брызнуло у него из носа, и в целом он был ближе к тому, чтобы утонуть, чем когда-либо в своей жизни. Когда он снова смог говорить - что заняло некоторое время, - он сказал: “Кто позвонил мне ни с того ни с сего спустя более чем пятнадцать лет? По чьей вине я застрелил этих двух мерзких ублюдков? По чьей вине я оказался в тюрьме для ящеров за то, что переправил джинджер в Мексику, или в нацистской тюрьме за то, что пытался уговорить Пьера, чертова Какашка, прекратить вывозить ее из Марселя? Ты знаешь кого-нибудь, кто оплачивает этот счет?”
К тому времени, как он закончил, он говорил хриплым шепотом, и это было все, что он мог выдавить из своих опустошенных легких. Он ждал, чтобы увидеть, как Пенни воспримет маленькую простую домашнюю правду, брошенную ей в лицо. Иногда она взлетала, как ракета. Иногда…
Он думал, что она вот-вот воспламенится. Она начала: он видел это. Затем, внезапно, вместо этого она рассмеялась. Она смеялась так сильно, как если бы оставалась в ярости. “О, ты меня достал, черт бы тебя побрал”, - сказала она, вытирая глаза рукавом своей клетчатой хлопчатобумажной блузки. “Ты меня здорово достал. Ладно, я тоже приложил кое-что к тому, чтобы втянуть тебя во все это ”.
“Просто кое-что маленькое, да”, - согласился Рэнс.
Пенни тоже налила себе свежего пива, затем подошла и села рядом с ним, так близко, что они терлись друг о друга. Она сделала большой глоток, поставила бутылку и наклонилась, чтобы заглянуть ему в лицо с расстояния примерно в четыре дюйма. “Разве я не сделала все возможное, чтобы загладить свою вину перед тобой?” - спросила она и провела языком по губам.
“Я не знаю, о чем, черт возьми, ты говоришь”, - спокойно сказал Рэнс.
На секунду он подумал, что облажался и разозлил ее. Но, к его облегчению, она решила снова рассмеяться. “Что ж, тогда мне просто придется показать тебе, не так ли?” - сказала она и прижалась губами к его губам. У нее был вкус пива и сигаретного дыма, но и у него тоже, так что все было в порядке.
Поцелуй продолжался и продолжался. Ауэрбах поднял руку и запустил пальцы в ее желтые волосы, чтобы она не могла отстраниться. Наконец, именно ему пришлось оторваться. Оставалось либо это, либо вообще перестать дышать. Она позволила его руке скользнуть вниз к задней части своей шеи, где он начал расстегивать пуговицы на блузке.
“Ну разве ты не подлец?” - спросила она, как будто никогда не ожидала, что он сделает что-то подобное. Она взяла дело в свои руки, стянув блузку через голову. Он расстегнул ее лифчик и схватил за груди; у нее все еще была чертовски красивая пара. Когда она засмеялась на этот раз, смех вырвался из глубины ее горла.
Она расстегнула его ширинку, вытащила его и склонилась над ним. Его вздох имел очень мало общего с больными легкими. У нее тоже был адский рот.
Если бы ей хотелось продолжать в том же духе, пока он не взорвется, он бы ничуть не возражал - что было бы мягко сказано. Но через некоторое время она стянула с него брюки, сняла юбку и пояс и села на него верхом, как будто намеревалась скакать на нем до победы в дерби в Кентукки.
Его рот сомкнулся на ее соске. Теперь она схватила его за голову и прижала к себе. Он просунул руку между ее ног и нежно погладил. Ее дыхание было почти таким же прерывистым, как у него, и она никогда не получала пулю в легкие. Когда она ахнула, вздрогнула и выгнула спину, она сжала его внутри себя почти так, как если бы у нее была своя рука там, внизу. Он застонал и кончил, и ему пришлось очень постараться, чтобы не забыть о том, что нельзя кусаться.
“Черт возьми”, - искренне сказал он. “С тобой стоит поссориться, просто из-за того, как мы миримся”.