Но штаб-квартира в наши дни тоже не обязательно была безопасной. Он не мог вспомнить ни одного места в Польше, которое было бы обязательно безопасным. Как только переговоры между Расой и немцами сорвались, он вывез свою жену и детей (и беффеля Генриха) из Лодзи в деревушку под названием Видава, к юго-западу от города. Видава тоже не была в безопасности, и осознание того, что это не так, грызло его. Она была ближе к немецкой границе, чем Лодзь. Он не хотел думать о том, что произойдет, если нацисты захватят маленький городок.
Проблема была в том, что он также не хотел думать о том, что произойдет, если нацисты ударят по Лодзи металлической ракетой со взрывчаткой. Если бы они это сделали, город был бы разрушен - и, вероятно, радиоактивные осадки от взрыва унесло бы на восток. С этой точки зрения, Видава имела больше смысла, чем множество других убежищ.
Пулеметные пули прошили землю перед Анелевичем, поднимая пыль, которая отскакивала от линз его противогаза. Он моргнул, как будто грязь попала ему в глаз. Если бы ему в глаз попала ресница или что-то в этом роде, ему пришлось бы с этим жить. Если бы он снял маску, чтобы вытащить ее, он бы умер из-за этого.
Загорелся еще один немецкий танк. Однако они не взлетели на воздух подобно бомбам, как раньше. В последнем раунде боев они использовали двигатели, работающие на бензине. Теперь они работали на дизельном топливе, как это было уже тогда у русских танков, или на водороде, как у Lizard landcruisers.
Но у немцев было много танков. Пламя, вырвавшееся из машины рядом с той, в которую попал снаряд, было дульной вспышкой, а не повреждением. И "лендкрузер ящериц" справа от Анелевича сам загорелся. Представители мужской расы спаслись, как это сделали немецкие солдаты за мгновение до этого. Мордехай хмыкнул, хотя он едва мог слышать себя под маской. В последнем раунде боев немцы рассчитывали потерять пять или шесть своих лучших танков за каждый подбитый "Лизард лендкрузер". Соотношение было бы выше этого, но нацисты были тактически лучше Расы, как они были тактически лучше Красной Армии.
И теперь у них были танки, которые могли противостоять "лендкрузерам", которые ящеры привезли из Дома. Это была не очень приятная мысль.
Но прежде чем Мордехай смог сделать что-то большее, чем сформулировать это, оно исчезло из его головы. День был типичным для польской весны, когда солнце чаще всего закрывали облака. Внезапно, однако, резкая черная тень вытянулась впереди Анелевича, на запад.
Он развернулся. Там, примерно там, где была Лодзь - была бы - если бы была - в небо поднялось огромное облако абрикосово-лососевого цвета, совершенно не похожее на серые, порожденные природой. Плакать в противогазе, как быстро обнаружил Мордехай, было почти так же плохо, как получить чем-то в глаз. Он моргал и моргал, пытаясь прояснить зрение.
“Исгадал в'йискадаш шмай рабо” - начал он: кадиш, молитва за умерших. Оглядевшись, он увидел польских бойцов, осеняющих себя крестным знамением. Выражение их лиц было другим, но настроение - тем же.
Отталкивающе красивое облако поднималось и поднималось. Мордехай задумался, сколько еще металлических бомб взорвется в Польше. Затем он задался вопросом, сколько человек взлетит над Великим германским рейхом. И затем, с ужасом, который действительно пробрал его до костей, он задался вопросом, сколько людей выживет между Пиренеями и российской границей.
Он задавался вопросом, не станет ли и он одним из них. Но эта мысль пришла позже.
“Мы должны отступить”, - крикнул кто-то рядом с ним. “Немцы отрезают нас!”
Сколько раз этот испуганный крик раздавался на полях сражений по всей Европе во время последнего раунда боев? Вот как вермахт творил свою жестокую магию: пронзал вражескую линию бронетехникой, а затем либо окружал своих солдат, либо заставлял их отступать. Это сработало в Польше, во Франции, в России. Почему бы этому не сработать снова?
Анелевичу не было видно ни одной причины, по которой это не сработало бы снова, если бы нацисты прорвались - а они прорвались. “Постройте арьергард!” - крикнул он. “Мы должны замедлить их”.
Он выстрелил в немецкого пехотинца, который нырнул в укрытие. Но немцев становилось все больше, пехотинцы следовали за танками в брешь, пробитую бронетехникой в линии обороны. Нацисты делали это с 1939 года; у них было больше практики, чем у любой другой человеческой армии в мире.