К величайшему облегчению Лины, анестезиолог был уже на месте. Не окажись его там, ей бы пришлось интубировать самой, а ввести дыхательную трубку в крошечную трахею ребенка не так-то просто: не имея специального навыка, можно промахнуться и попасть в пищевод.
Пока анестезиолог занимался дыхательными путями, старшая медсестра Карбайд измерила пульс и кровяное давление, а Лина, осторожно промокнув стерильной салфеткой сукровицу с лица девочки, осмотрела рану.
На левой стороне от виска до подбородка зияла глубокая рваная рана. Глаз чудом уцелел. Лина невольно содрогнулась: шрам может остаться на всю жизнь. Холли вырастет, а этот изъян лишит ее любви, простого женского счастья…
— Как дыхание? — спросила она у анестезиолога.
— Стабильное. Она приходит в себя.
Слава Богу! Раз состояние малышки стабилизируется, остановка дыхания ей пока не грозит, обрадовалась Лина и, повернувшись к старшей сестре, распорядилась:
— Мэри, вызовите, пожалуйста, пластического хирурга.
— Пластического хирурга? — переспросила та с ехидцей. — А вы что, сами зашивать не станете?
— Не стану! — с трудом сдерживая раздражение, отрезала Лина. — Не понимаю, к чему эта дискуссия. Сестра Карбайд, вы вызовете пластического хирурга или мне придется заняться этим самой?
Метнув на доктора Нэвилл злобный взгляд, Мэри молча отправилась выполнять распоряжение.
Анестезиолог, высокий, худощавый мужчина средних лет, спокойный и невозмутимый, как и все люди его профессии, вскинул бровь.
— Производственный конфликт? — спросил он, когда старшая сестра Карбайд закрыла за собой дверь.
— Пустяки… Показывает характер, — ответила Лина, обрабатывая салфеткой подбородок ребенка.
— Может, стоит доложить заведующему отделением? — предложил он.
Лина покачала головой.
— Сама управлюсь, — твердо сказала она и, заметив краем глаза показавшуюся в дверном проеме высокую фигуру в белоснежном халате, оглянулась.
Рассмотреть вошедшего она не успела — ее сразил до боли знакомый голос:
— Всем привет! Что будем зашивать?
Сосчитав до десяти, Лина встала и, шагнув навстречу, на миг задержала взгляд на жетоне, приколотом к кармашку халата: «Энтони Элдридж. Хирург-ординатор». Истинный аристократ и без пяти минут лорд! — припомнила она восторженные комментарии Мэри Карбайд.
Проглотив ком в горле, Лина взглянула на девочку и как можно ровнее произнесла:
— Вообще-то мне нужен именно пластический хирург.
Тем временем Энтони уже снял халат и теперь вытаскивал золотые запонки из манжет накрахмаленной стильной рубашки в полоску.
— Увы! В данный момент все пластические хирурги заняты, — усмехнувшись, сообщил он. — Зато я свободен. Сестра, принесите-ка мне парочку перчаток девятого размера!
Мэри Карбайд выросла словно из-под земли и уже стояла наготове с перчатками нужного размера, ловя глазами каждый жест хирурга-ординатора, как преданная собачонка.
Вернувшись к операционному столу, Лина продолжила обрабатывать рану, а сердце чуть не выпрыгивало из груди.
— Сестра, готовьте местную анестезию, — услышала она бархатный голос.
Сочный баритон Энтони Элдриджа пьянил как доброе вино. Однажды услышав, его невозможно было забыть. Он волновал и обволакивал, действуя безотказно на всех особей женского пола независимо от возраста.
Лина окончила обработку раны, и Энтони, готовый накладывать швы, едва слышно поблагодарил:
— Спасибо.
На миг их глаза встретились, и Лине показалось, будто ее внезапно подхватил и закружил вихрь чувств.
— Пойду успокою мать девочки, — пробормотала она.
Но Энтони вряд ли ее слышал, да, пожалуй, и не заметил, как она ушла. Он приступил к работе: ловко орудуя шприцем, обкалывал рану обезболивающим.
Лина позвонила в приемное отделение и попросила прислать к ней мать Холли Батлер. Пошла в свой кабинет, села за стол и, положив перед собой карточку учета поступлений по «скорой», бесстрастно отметила, что у нее дрожат руки.
Ну разве могла она предположить, что ей снова доведется встретиться с Энтони? Она запретила себе думать об этом — хотя, если откровенно, в глубине души хотела его увидеть. Лина вздохнула. Девять лет, девять долгих лет прошло с тех пор, как они расстались…
Девять лет упорной учебы… Лекции, ночные бдения над учебниками, изнурительная практика… Скоро стукнет двадцать семь. Пора бы поумнеть, но куда там! Стоило услышать его голос — и глупое сердце снова трепещет, как у школьницы на первом свидании!