Анд прощался с Эльмой:
— Живи с мамой. Малыша назови Никитенком. Вернусь не раньше чем через два года.
— За это время я его натаскаю. Водить космолет сам будет, от жилого модуля к тяговому и обратно, — заверил Никита.
Потом оба опустили забрала герметических шлемов и смело вошли в воду.
Эльма и два бородача наблюдали, как постепенно погружаются фигуры в серебристых одеяниях. Исчезли под водой их круглые шлемы, а на ее поверхности появилась дорожка пузырьков, указывающих подводный путь.
Эльма уже видела это, сейчас все повторялось, но наоборот. Бородачи же изумленно смотрели на чудо, переглядывались. Им хотелось как можно скорее уйти отсюда. Но Эльма не спешила. Она знала, что произойдет.
И она дождалась. Через некоторое время из озерной глубины вынырнул «дракон, извергающий пламя», перепугавший вешних бородачей. С ревом поднялся он над сельвой и, уменьшаясь на глазах, скоро превратился в яркую звездочку, едва различимую в дневном небе.
А Эльма прошептала:
Бородачи не поняли ее.
И снова по насыпи исчезнувшей железной дороги шли три фигуры. Маленькая женщина, рослый грузный мужчина и крохотный ребенок, идущий между взрослыми, держась за их руки.
Бережной посмотрел на хронометр:
— Пожалуй, поторапливаться надо. Как бы не вошел он уже в земную атмосферу…
— Пора сворачивать! — объявила Эльма.
— Тогда, постреленок, садись к дяде на плечи. В чаще пока дорожки не проложены.
Мальчонка радостно озирался, когда дядя, у которого он сидел на плечах, перебирался через узловатые стволы, и обрадовался ручью, к которому они вышли.
Но еще больше восхитило мальчика озеро, совсем не похожее на реку, к которой он привык.
— Вот так, здесь и дождемся папку твоего, — заявил Бережной, снимая мальчика с плеч и усаживаясь на берегу.
Малыш тотчас занялся песочком, стал лепить из него какие-то фигурки. Эльма с умилением смотрела на ребенка.
Бережной все поглядывал на хронометр.
— Пора бы, — заметил он.
Озеро на этот раз не выглядело синим. Затянутое низкими тучами небо отражалось в нем темной пеленой, и оно казалось неприветливым, холодным.
Эльма покорно ждала.
Она первая услышала приближавшийся рев и увидела, как из туч вырвался космолет, изрыгая пламя.
— Дракон! — радостно воскликнула она. — Летит наш дракон! Совсем такой, как в первый раз, когда вы, командир, его вели.
— А теперь твой гарный молодец ведет его на посадку!
Черное удлиненное тело с крыльями у хвоста снижалось, чтобы войти в воду, но… не нырнуло, а, пронесясь над водной поверхностью, врезалось в скалистый берег. Раздался взрыв, и столб пламени поднялся над изуродованной черной птицей, поднявшей одно крыло и подмявшей под себя другое.
Эльма страшными, расширенными глазами смотрела на разбившийся и пылающий космолет и с криком:
— Анд! Мой Анд! — бросилась к горящему аппарату.
Бережной догнал ее и удержал.
Перепуганный плачущий ребенок бежал к ним.
— Эх, мастерства не хватило! Но герою — геройская смерть. А у тебя, внученька, Никита Андреевич остался. Чтоб на отца походил.
Эльма опустилась на землю и рыдала, уткнув лицо в колени.
Маленький Никитенок подошел к матери и, желая утешить, тронул за вздрагивающее плечо.
Глава 6
КАМНЕМ СТЫНЕТ
Парус свой домотканый
Все ищет, ищет в море…
Где же ты, мой желанный?
Где же ты, мое горе!..
Казалось, скалы поднимаются из облаков, но это была лишь пена.
Волны с грохотом разбивались о несокрушимые утесы, вздымая фонтаны брызг и откатываясь назад, чтобы злобно ринуться снова.
Надя как будто любовалась этой могучей красотой природы, но глаза ее были печальны. И смотрела она не на буйство волн у подножия скал, а в дымчатую даль.
К ней тихо подошел Крылов и мягко обнял дочь за плечи.
Она, не оборачиваясь, положила ему на руку свою ладонь.
— Все грустишь, доченька? О чем задумалась, на прибой глядя? О нашей энергостанции прибоя?
— Нет, папа. Совсем о другом…
— Знаю, знаю, как тяжко тебе сознавать, что Никите, после гибели Анда и космолета, не на чем вернуться на Землю и нам не сменить его… Но послушай меня. В былые, парусные времена моряки отправлялись на военных кораблях в кругосветное плавание на семь лет! И не превращались в камни их жены, а, дождавшись, встречали их с триумфом. И Никите твоему не вечно звездным странником быть… Ты лучше полюбуйся на силу прибоя. Вот построим здесь волновую энергостанцию и снимем с Никиты заботу о тяговом модуле.
— Разве он не перестанет быть отшельником? — горько спросила Надя.
— Всему свое время, родная. Посмотрим волновую станцию прибоя, а за нею — передвижную станцию на подводных понтонах, которая будет выходить в открытый океан в поисках волнения.
с грустью вспомнила Надя.
— Наберемся опыта и приступим к сооружению космолета.
— Папка! Ты не шутишь?
— Какие там шутки! Тебе дельтаплан сделали по твоим эскизам?
Надя кивнула.
— А космоплан я сам проектировал. Мы с Федей и Васей проект восстановим. Если наши друзья островитяне за два года, всей общиной навалясь, свой город восстановили, как когда-то города после войны всем миром восстанавливали, то и космолет с ними построить можно. Ведь как работают! Залюбуешься! Поистине не за страх, а за совесть.
— А у меня страх… и совесть тоже…
— Совесть? У тебя?
— Надо было бы мне с Никитой лететь.
— Кто Галлею помогал бы? Забыла? Именно совесть тебя и удержала.
— Правда?
— Ты знаешь, здесь неправды нет.
— Спасибо тебе, папа. Я начинаю понимать инопланетную графиню, которую ты очаровал.
— Ну полно, полно! — смутился Крылов. — Давай лучше сходим в горы. Галлей с Федей должны место для плотины, которая расщелину перегородит, выбрать. А мы сверху им поможем. Карт-то подробных здесь нет.
— Сколько в тебе силы, папа-командир! Я всегда будус тобой.
— Вот так-то лучше, доченька.
— Наверное, Никита вернется не раньше, чем Никитенок Школу воспитания Человека закончит, свой подвиг зрелости совершит.
— Вот тогда и отец его тоже свой подвиг мужской зрелости завершит.
Крылов с Надей поднимались по альпийской тропинке, уходящей высоко в горы.
Надя обернулась. Перед ней раскинулось море.
— Что? Не хуже, чем из Горного замка, вид?
— Там другое… а здесь… ты замечаешь, чем больше мы поднимаемся, тем выше морской горизонт и туманнее, а вдали совсем все расплывчатое?
— Это как в науке, чем больше знаешь, чем дальше заглядываешь, тем менее ясно все вырисовывается. Существует афоризм о круге знаний. Чем больше диаметр круга, тем больше длина его окружности, соприкасающейся с незнаемым.
— Недаром Сократ перед кончиной, выпивая чашу предписанного ему яда, сказал: «Вот теперь я знаю, что ничего не знаю».
— Всегда восхищалась Сократом, и еще Пифагором.
— Все к математике своей возвращаешься?
— Ах, папка, в ней только и нахожу забвение. Тоска все же меня гложет. Никитенка нет рядом, не нужна уже я ему, как прежде, а он… — Девушка вздохнула. — Там, выше горизонта!..
Они продолжали восхождение.
Достигнув вершины, отец с дочерью подошли к краю ущелья, которое Крылов намеревался превратить в искусственное водохранилище, заполняемое морской водой силой прибоя.
Надя ахнула, приближаясь к обрыву.