Почему не восклицали тогда «гуманные» интеллигенты о дикости своих современников?
Не получается ли, что бурундцы, обитатели изуродованной Земли, спустя тысячу с лишним лет, стоя на площади Синей травы, не так уж сильно отличались от своих «высокоцивилизованных» предков, шестеро из которых попали им в руки?
И наконец Жрец приказал уродливому «отцу-свежевателю» приступить к своему кровавому делу палача, начав с краю.
А самой крайней, рядом с Никитой Вязовым, стояла звездонавтка, Надя Крылова-Вязова.
Едва перед нею появился низкорослый палач, поигрывая блестящим на солнце ножом для свежевания, и цинично осведомился, не боится ли его жертва щекотки — ему ведь надо начинать со ступней ног, — Никита Вязов неожиданно согнулся пополам и так ловко ударил Гнидда головой, что тот отлетел в сторону и свалился на более низкую ступеньку пьедестала, где его поймали на руки подсобные жрецы.
— Уберите… Да-да, изверга! — завопил он. — У меня тонкая работа. Да-да, художника!
На Никиту навалились несколько могучих бородачей и стали избивать его дубинками. Тут возвысил голос отец Нади Крылов:
— Взываю к мудрости великого вождя! Проведенный им суд показал цивилизованность обитателей Города Руин! Остановитесь!
Бородачи кинулись к Крылову, но Урун-Бурун жестом остановил их:
— У бурундцев принято, чтобы перед казнью сказать прощальный слова.
Майда, борясь со спазмами в горле, переводила. Глашатаи послушно разносили ее слова повсюду. Толпа шумела.
Крылов же, ободренный, продолжал:
— Мы признаем преступные ошибки своих современников и готовы жизнью своей заплатить за это. И просим просто убить нас, без издевательств.
— Нет-нет! — отрезал Урун-Бурун. — «Кожа за кожу»! Вы, предки, не просто убивать своих потомков, вы заставлять их страдать! Я сказал. Да-да, так и будет!
Гнидд, подсаженный подсобными жрецами на «ступеньку вины», вновь направился с ножом к Наде.
Но вдруг палач скорчился, и стал пожимать плечами и опять завопил:
— Выколите глаза. Да-да, колдуну. Твердость руки. Нет-нет, художнику!
Бородачи с дубинками и холщовым мешком кинулись к Федорову.
Бережной громовым своим басом рявкнул на всю площадь:
— Всем звездонавтам скорчиться и сесть! Федя, сведи нас судорогой!
Все, кроме стоящей Нади и поваленного Никиты, сели, пригнув головы к коленям. Бородачи никак не могли напялить Федорову на голову холщовый мешок.
Надя подняла связанные руки и звонко сказала:
— Великий вождь позволил нам произнести прощальное слово. Я обращу его не к вам, несчастным потомкам наших современников, обездоленных ими, а к тем, кого давно нет на Земле, но преступные деяния которых изуродовали планету!
Лысый Жрец визгливо прервал ее:
— Отсюда они не услышат. Вот отправим тебя к ним поближе, тогда обращайся.
— Нет! У меня есть право на прощальное слово, и я произнесу его, как повелел великий вождь.
И никто не посмел ей помешать — меньше всего те, кого давно не было на свете, но к кому она обращалась.
— Вы, далекие мои современники! Мало кто из вас страшился суда ваших потомков. Но они вправе нас судить и вместо вас судят нас, живших с вами в одно время!
— Правильно сказать, — важно заметил Урун-Бурун.
— Вы, для всех здесь далекие и близкие только для нас, шестерых, кому суждено ответить за вас…
— Правильно сказать, — опять заметил вождь.
— Вы, — смотря куда-то вдаль, продолжала Надя, — вы, кто, развалясь в креслах за столом, перебирали в руках не важно что: акции частных компаний или циркуляры вышестоящих министерств и ведомств, подчиняясь выгоде или плану, нажимая кнопки и вглядываясь в экраны, — вы не уставали рассуждать об экологии, болтать о защите природы, в то же время требуя от своих заводов и фабрик больше продукции, выпуская в небо больше ядовитых дымов, отравляя реки зловонными сбросами и, в конце концов, перегревая всю планету. Вы, живя только сегодняшним днем, не задумывались о трагических последствиях, разрушили даже защитный слой озона, обрекая тем на гибель все живое на Земле! — Надя передохнула и продолжила: — Вы, лжерадетели человеческого блага, не можете меня услышать сейчас, но должны были услышать голос собственной совести и представить себя на суде своих потомков, перед которыми предстали мы, виновные лишь в том, что жили с вами в одно время.