— Вы американец? — спросил он, посмотрев на мою одежду.
— Нет, норвежец.
— Понятно, тогда, может быть, я могу предложить вам старое немецкое издание «Плодов земли»{124}?
— Предложить можете, но оно у меня уже есть…
Самое интересное я припас на конец. В телефонной книге я нашел номер телефона нашей с Тони Эрегди подружки, с которой мы познакомились четыре года назад — актрисы Тины Шнайдер. Она оказалась дома, обрадовалась, удивилась, и мы договорились вместе пообедать и выпить хорошего вина.
Тина была высокая и крупная, с широкими бедрами, воплощение нового немецкого идеала женщины. Замужем она не была и не хотела выходить, хотя кавалеров у нее было хоть отбавляй. У нее было привлекательное личико, маленькое в сравнении со всей фигурой, и сверкающая улыбка. Она исполнила несколько второстепенных ролей в немецких фильмах, и я всегда отмечал, как талантливо, с юмором и тонкой иронией она использует возможности, которые ей дает роль.
Я зашел за ней в мансарду, которую помнил по прежним временам, в старом доме на Александер-плац.
— Здесь ты в большой опасности, Тина, — сказал я, — если дом разбомбят…
Она только отмахнулась:
— Не успеют — война кончится. Россия обломает Гитлеру рога.
Странно, подумал я, ничто этого не предвещает, но Тина уже уверена в поражении Германии. Мы провели приятный и веселый вечер, вспоминая старых знакомых. Не знаю, какого политического направления она придерживалась, скорее всего была просто самой собой. Невосприимчивой ни к какой пропаганде. Помню одно ее восклицание, разбавленное почти саркастическим смехом:
— Ich möchte lieber mit einem netten Neger ins Bett gehen, als mit einem Nazi![48]
Я дал Тине свой норвежский адрес. И больше никогда о ней не слышал, но надеюсь, ей удалось выжить, не погибнуть во время бомбежек и не пострадать каким-то другим образом.
Забавно, но за все эти четырнадцать дней в Берлине мне встречались только те люди, которые в той или иной степени были противниками режима и войны. При желании я, конечно, мог бы повидаться и с теми, кто одобрял все, что учинил Гитлер, и таких было, безусловно, большинство. Но они не рассказали бы мне ничего нового — только победоносные сообщения, которые пропагандистские газеты и радио выдавали каждый день.
Домой я возвращался со смешанными чувствами. На пути к аэропорту Темпельхоф я увидел посреди оживленной улицы двух молодых людей с желтыми еврейскими звездами, грузившими на машину тяжелые ящики. Казалось, они из последних сил стараются работать быстро. Если бы на них не было звезд, можно было бы подумать, что они работают сдельно. Истина дошла до меня гораздо позже — они и работали сдельно, только ценой этой сдельной работы была их жизнь.
Как ни странно, но я трижды в жизни получал предложения работать в разных издательствах. Все-таки я был живописец! Положа руку на сердце, могу сказать, что издательства сами по себе меня никогда особенно не интересовали, если только не считать такого немаловажного обстоятельства, что отец в свое время был самым крупным акционером «Гюлдендала».
Первого издательства — немецкого «Эерферлага», я благополучно избежал, там я не рисковал ничем, разве что нанес им небольшую обиду. Издательства номер два — «Гюлдендал» — я, к сожалению, не избежал, тогда как в издательстве номер три потерпел крах, благодаря здравомыслию Гюннара Стенерсена, Эйнара Шиббю да и моему собственному, проявленному на нескольких встречах после войны.
О своей работе в «Гюлдендале» мне почти нечего добавить к тому, что сказано обо мне в историческом труде Сигурда Эвенсму «Гюлдендал и гюлдендальцы». Вся предыстория изложена в книге правильно, именно так ко всему относился и я, моя работа описана с пониманием и выводами, которыми я могу быть удовлетворен. Но вернемся к короткому резюме.
Подчиненным Мюллера в отделе культуры рейхскомиссариата был д-р Хайнц Финке, длинный, тощий белокурый человек лет сорока. Это с ним мне пришлось общаться несколько месяцев, после того как был арестован Харалд Григ, и в «Гюлдендале» сложилось такое положение, что немцы, не только НС, жаждали видеть там новое руководство.
Финке был очень активен. Но на просьбу моего отца не снимать Грига с его поста и снова поставить его во главе «Гюлдендала», Тербовен ответил категорическим отказом. В январе-феврале 1942 года меня постоянно вызывали на совещания к Финке и Мюллеру; порядок в издательстве должен быть восстановлен — таков был приказ Тербовена. Григ отстранен от должности раз и навсегда, но кто мог бы занять его место?
48
Я скорее предпочла бы лечь в постель с симпатичным негром, чем с каким-нибудь нацистом