Мне был предложен ряд предполагаемых кандидатов, я не буду их называть. Каждый из этих кандидатов привел бы к полному краху издательства и массовому сокращению персонала. Ситуация обострилась и стала уже опасной, и я не видел иного выхода, как принять предложенную немцами альтернативу. Сообщив об этом доверенному Грига в издательстве, я взял эту работу на себя. И здесь я позволю себе привести цитату из книги Сигурда Эвенсму:
«Во время процесса над изменниками родины после освобождения Норвегии Мария и Туре Гамсун утверждали, что приложили много усилий к освобождению Грига из лагеря, но на такие слова в 1945–46 годах мало кто обращал внимание. То же самое можно сказать и о еще более удивительном признании Туре Гамсуна, когда он предстал перед судом 14 июня 1945 года. Газеты сообщили, что Туре Гамсун посетил Грига в Грини, и что тогда Григ „был согласен, чтобы я занял эту должность“. Позже Григ никогда официально не комментировал это сообщение, и оно кануло в Лету, о нем забыли даже гюлдендальцы, которые работали, маневрируя как могли, в этот комиссарский период.
Таким образом в пятидесятилетней истории „Гюлдендала“ следовало заполнить этот внушительный пробел, и когда моя книга была уже написана, я счел естественным предоставить слово самому Туре Гамсуну. Далее следует его трезвое и подробное описание, как посещения Грини, так и усилий по освобождению Грига из лагеря:
„До того как я летом 1942 года посетил Харалда Грига в Грини, у меня состоялся разговор с фру Сигрид Григ, и она сказала мне, что ее муж отнюдь не питает ко мне враждебных чувств из-за того, что я стану временным директором „Гюлдендала“. Он прекрасно понимает положение, в котором оказалось издательство после его ареста.
Однако фру Григ считала, что было бы правильнее поговорить с ним самим.
Встреча с Григом длилась один час, мы могли говорить открыто, хотя при нас все время находился охранник, правда, никакого интереса к нашему разговору он не проявлял.
Я знал Грига с детства. Он с семьей часто бывал у нас в Нёрхолме и мы у них в Сирилюнне. Как явствует из мемуаров Харалда Грига, их с моим отцом связывала настоящая дружба, и я относился к Харалду Григу, как к другу.
Этот час в Грини мы прежде всего использовали на то, чтобы сочинить заявление с просьбой об освобождении, которое Григ подписал. Точного содержания я, к сожалению, не помню, но подобные заявления можно найти в любом архиве. Потом я посвятил Грига в ситуацию, в какой оказалось издательство и я сам. Я настоятельно подчеркивал, что мое пребывание там — временное, и что меня беспокоят только интересы издательства, желание сохранить, по возможности, его целостность и не допустить выпуска пропагандистской литературы. Я также поставил Грига в известность об интригах, которые подтолкнули меня согласиться на этот пост. Григ вошел в мое положение, и я помню точно его слова: „Если уж все так плохо сложилось, мне хочется верить, что именно ты должен занять это место“.
Первое прошение об освобождении Грига не дало никаких результатов. Получить разрешение на освобождение узника, не имея нужных связей хотя бы на среднем уровне, было невозможно. По просьбе Грига отец в 1940 году лично посетил Тербовена с просьбой освободить из лагеря писателя Роналда Фангена. Я был с отцом тогда в Скаугуме в качестве переводчика и прекрасно помню, каким несговорчивым оказался Тербовен. Он попросил генерала Редисса принести пачку документов, это были протоколы допросов Фангена. Чтение и перевод допросов заняло много времени. Терпение отца лопнуло, он в отчаянии громко воскликнул, что хочет получить прямой ответ — да или нет. Нет. Роналд Фанген был объявлен врагом новой Германии. Мимоходом Тербовен заметил, что неприязнь Фангена к нему лично, проявленная во время допроса, роли не играет. А я убежден, что именно это и сыграло свою роль. Нам пришлось удалиться ни с чем. После этого отец никогда не обращался к Тербовену, но посылал телеграммы непосредственно Гитлеру.
Итак, в 1942 году (даты я не помню) я предпринял новую попытку освободить Грига. Одновременно мама пыталась отменить один смертный приговор, поэтому мы вместе поехали в Скаугум к Тербовену. Теперь у меня был план. Я привел такой аргумент: моя работа в „Гюлдендале“ очень непроста. Чтобы издательство нормально работало, необходимо, чтобы Григ, поскольку он блестящий профессионал, имел возможность помогать мне словом и делом. Но если он останется в Грини, это будет весьма затруднительно. На другой день Грига освободили.