Может, у меня это наследственное, от отца, который и сам был хорошим плотником, но меня всегда восхищает добротная и безупречная плотницкая работа. Теперь это встречается все реже и реже. Наряду с живописью, я любил заниматься облицовкой, используя для этого природные камни. По ним можно определить разные строительные периоды в Сёрвике, которой я горжусь до сих пор. Как я уже говорил, денег на все сразу у меня не было, поэтому строительство заняло, если не ошибаюсь, лет двадцать, но теперь там все в порядке. И если совершить по заливу небольшую лодочную прогулку, то перед нами как ладони возникнет Нёрхолм с кронами высоких кленов и горными скалами на заднем плане, белый, красивый и совершенно такой же, каким был целую вечность назад.
С течением времени Сёрвика стала нашим с Марианне миром. Старый дом, который стоял здесь раньше, развалился и его снесли. От старой, купленной отцом фермы, остался только колодец. Но скалы, заросшие шиповником, каприфолией и молодыми дубками — те же самые, что и во времена моего детства. Зеленая лужайка спускается к пристани на заливе, она смотрит на фьорд и мелкие шхеры — они прежние, ничто не изменилось. Когда я был ребенком, мама часто приходила сюда через лес, она порой нуждалась в одиночестве, а здесь было тихо и на севере и на юге и, по ее словам, очень красиво! Мы с женой всегда были рады, когда она приходила к нам.
Мы с Марианне оба художники, а теперь к нам присоединилась и наша младшая дочь Регина. Я пишу не семейную хронику, но мне необходимо, чтобы мои близкие попали в эту картину, которая называется Сёрвика и которая так много для нас значит, ибо там покой, безмятежность и работа.
Но живем мы на Канарских островах, где у нас, так сказать, резиденция. Мы живем там с осени до ранней весны, климат на Канарах мягкий, благоприятный для пожилых людей. Мы избавлены от необходимости чистить снег, терпеть холод и ездить на машине по скользким дорогам. Но ведь это не Норвегия! Я художник и, сидя под пальмами, тоскую по зимнему норвежскому свету, темным контрастам и бесконечным нюансам белого. Обычно я возвращаюсь в Норвегию недели за две то того, как растает снег. И я, и жена знаем, что только в своем летнем доме в Сёрвике мы действительно дома.
В сентябре этого года у нас в Сёрвике побывали воры. Разумеется, не первый раз, теперь это не редкость в наших краях. Но несколько лет назад я поставил дом на сигнализацию, и она действует очень эффективно, если, конечно, включена.
В тот осенний день я забыл ее включить, отлучившись на два часа. Воры подъехали на автомобиле, забрали сейф, который стоял у меня в спальне, и мгновенно скрылись. В сейфе лежали некоторые документы, которые можно было восстановить, серебряные украшения от народного костюма Марианне и те самые золотые часы с двумя крышками и надписью от Хенрика Люнда.
Полиция Гримстада ничем не смогла мне помочь, они приняли мое заявление, но сообщений о воровстве у них было полным-полно. Мне посоветовали попытаться дать объявления в трех самых крупных газетах Сёрланна, чтобы таким образом, если повезет, выйти на воров и выкупить у них ценные вещи, пообещав не привлекать к этому делу полицию.
Воры клюнули. Я встретился со скупщиком краденого в кафе в Арендале. Бедный парень, он был даже симпатичный, с артистическими усиками и длинными волосами. Он был до приторности вежлив и все время обращался ко мне на «вы», что в наши дни уже не принято. Похоже, он находился под действием каких-то наркотиков: очень уж медленно и со всеми подробностями он объяснил мне, каким образом ему предложили купить серебряные украшения моей жены, но, к сожалению, часов среди этих вещей не было.
Наш разговор теперь, спустя много времени, кажется мне каким-то нереальным. Я сидел с чашкой кофе в городском кафе и вел переговоры со скупщиком краденого, надеясь выкупить у него свои же вещи… И все это с благословения полиции.
— Значит, серебряные украшения у тебя?
— Вы понимаете, мне же нужно на что-то жить…
— Да, это я прекрасно понимаю, сколько ты за них хочешь, полторы тысячи?