Заключительная часть автобиографии посвящена описанию того, что происходило с семьей Кнута Гамсуна в период с 1945 года и до его смерти в 1952 г. Стараясь не повторять то, что уже было сказано в многочисленных биографических трудах и лишь минимально используя материалы из воспоминаний матери, свой рассказ Туре выстраивает, опираясь на письма родителей. Эти письма добавляют новые бесценные штрихи к «портрету Гамсуна, портрету времени и связи между отцом и сыном». Не случайно эпиграфом к главе выбраны слова из исследования Торкиля Хансена «Процесс против Гамсуна» (1978): «Он всегда был одним и тем же. За это его и покарали. В этом и состоит различие между искусством и политикой»[6]. Автора этой книги, основанной на документальных данных и вызвавшей бурные дискуссии, Туре Гамсун высоко ценил, хотя и не во всем был с ним согласен. В частности, он считал, что Торкиль Хансен, подобно Харалду Григу и некоторым другим чересчур преувеличил влияние матери на отца в последние двадцать лет их совместной жизни.
Письма отца позволяют еще раз вглядеться во внутренний мир Кнута Гамсуна, иногда они служат дополнением и своеобразным комментарием к его триумфальной книге «Ни заросших тропинках», сопоставимой с самыми лучшими его произведениями. В этих письмах предстает человек, который вопреки перенесенным страданиям и полному упадку сил смог сохранить достоинство и незаурядное мужество. «У меня кружится голова, и я шатаюсь, как пьяный, когда совершаю свои дневные прогулки, но я не сдаюсь и не пропускаю ни одного дня», — пишет он сыну после своего возвращения из дома для престарелых в Нёрхолм. Оказавшись на грани нищеты, Кнут Гамсун думает не столько о себе, сколько о детях и внуках, и всеми силами старается защитить их имущественные интересы.
Гамсун и в письмах оставался великим мастером, в нескольких словах умевшим передать состояние души. Вот одно из последних:
«22.10.49.
…Я совсем ослеп и могу читать только крупные заголовки в газетах.
Но все-таки я хожу, ползаю вниз по лестнице в дровяной сарай и в амбар, а потом вползаю наверх, в свою комнату. У нас была непогода. Потом ненадолго выглянуло солнце, и я смог написать эти строчки. Но потом солнце снова зашло, и это застало меня врасплох!
Однако это не страшно, писать особенно нечего.
Да-да, Туре, ты борешься на свой лад. Всем нелегко жить в этом мире.
Благослови тебя Бог, дорогой Туре, я желаю тебе добра во всем.
Дописывая «литературный» портрет отца, Туре цитирует его замечательный афоризм: «Дорогой Туре! Работа — это счастливое колдовство!»
В 20–30-е годы политические заблуждения Гамсуна разделяли и некоторые другие крупные писатели, те, кто оказался в тисках выбора между двумя тоталитарными идеологиями. Но и они, и Гамсун в памяти людей останутся именно благодаря своему «счастливому колдовству», а не заблуждениям.
«Время не реабилитировало его как политика. Но книги Гамсуна живут и еще долго будут жить», уверен его соотечественник, замечательный ученый и путешественник Тур Хейердал[7]. Сходную точку зрения высказал и Т. Манн, написавший в 1950 г.: «…до сих пор здравствует престарелый Кнут Гамсун, который надломлен политикой, но тем не менее остается автором самобытнейшей прозы»[8].
Исследователи феномена Кнута Гамсуна, и те, кто порою поддается искусительной хлесткости публицистов, и те, кто порою грешит шаткостью аргументов, предлагают нам все-таки трактовку жизни гения. Книга «Спустя вечность» — о самой жизни. О радостях и горестях, о том опыте, который еще раз доказывает, как важно беречь гуманистические традиции европейской культуры.