Нужно потерпеть. Бестии надолго не хватит. Пару минут. Заклятье действует, всё глубже проникая в её разум, обволакивая. Кровь, пожертвованная Словеном, предназначалась не только в качестве приманки. Она впиталась в тело демона при переходе, чтобы указать, кому тот отныне принадлежит, кто волен наказать его болью за малейшее неповиновение.
Новая атака на барьер. Такая же безрезультатная, как и все предыдущие. Радужная вспышка чар. Мешанину отбросило. Запах горелого настойчивее лезет в нос. Морда бестии разбита и сочится кровью. Та смахивает её резким движением. Словен стоял достаточно далеко от заграждающего круга, но будь он ближе, ни единая капля не достигла бы его, сгорая на заслоне. Магу, тем не менее, казалось, что он весь вымазан в чём-то липком и гадком.
Визг многоножки стихает, когда та готовится к прыжку, а затем сотрясает воздух, а с ним и голову старика, когда её обжигает магия. Прыжок - вспышка - вой. Затишье. Прыжок - треск взвивающегося заслона - надрывный вой. Вой, ещё вой, остервенелый вибрирующий вооооой... Три из четырёх щупов обломались, один весит на тонком лоскуте, готовый отвалиться в любой момент. Тварь это не останавливает. Боль не останавливает её. Даже угроза смерти не сделает этого.
- Ну, хватит...
Никакие чары уже не могли разжать стянувших череп тисков.
- Тупая уродина! Заткнёшься ты когда-нибудь или нет!
Верещание и прыжок. Огненная вспышка озаряет пыльные закоулки погреба. В глазах расплываются слепящие пятна.
- ХХХХХРРРРРРРРЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕ!!!
Ничего-ничего. Если чары не сломят гадину, у него найдётся ещё одно средство, верное средство, что мигом затолкает визг обратно в её паршивую глотку! Будет шёлковая. Да, порой случается что-то идёт не так, как планируешь. Для того и нужна подстраховка.
Старик попытался ухмыльнуться, сморщился и ухватился за горячий лоб. Наклонившись, он поднял матерчатый свёрток, что всё это время лежал на полу у его ног. Развернул и отбросил ткань. Его чуть дрожащие пальцы сжимали полоску выделанной кожи с золочёными вставками и надёжной застёжкой. На ремешке помещался огранённый в форме ромба крупный гранат. За камень пришлось заплатить немалую сумму, а потом ещё повозиться, накладывая нужные чары. Но работа вышла на загляденье.
Ошейник Подчинения являлся вещью специфичной, на самой грани дозволенного. Применять ошейник к людям и прочим разумным запрещалось под страхом смертной казни. А вот к живности, включая иномировую, при наличии должного разрешения, - пожалуйста. Поначалу такие разрешения выдавались лишь демонологам для их особых работ. Но в связи с возросшим в последние годы спросом на спутников, и для остальных их получение стало вполне доступно. Словен полагал, что этим послаблениям в скором времени придёт конец. Орден в отношении потусторонних сущностей возвращался к прежней жёсткой политике. Что и понятно. Ведь стоит какому-то самодуру вместо болотного краба открыть проход в Срединный мир Высшему демону, как грянет катастрофа. Но пока обходилось без подобных эксцессов, а значит, веселье продолжалось.
Ошейник был у него, вот только как им воспользоваться?
Словен не думал, что здесь могут возникнуть трудности. Давление чужого измерения совместно с чарами должно было подавить демона, и нацепить уздечку - заключительный штрих - не составило бы труда. С крабом и тритоном так бы и вышло. С ними, но не с Мешаниной.
Эта бестия становиться покорной не намеривалась. И к ней не подобраться. Заграждающий барьер не пропустит заклятье, реши он, к примеру, обездвижить её. Снимать же его, пусть даже на мгновение, - нет уж! Картина того, как уродина прыгнула на воображаемую приманку, стремясь пронзить ту жалом, до сих пор стояла у мага перед глазами. Значит, оставалось просто наблюдать со стороны, теребя в пальцах ремешок, которому не находилось применения. А может и вовсе не найдётся, если в итоге бестия сама себе свернёт шею.
Если так, то скорей бы уже!
Но странно...
Течёт демоническая кровь, тёмно бардовая с зелёной примесью. Обильная, густая как слизь, пузырящаяся. У этой бестии даже кровь болотная. Тварь всё упорствует. И сколько ему выслушивать её чёртовы вопли?
Словена переполняло раздражение. Сначала оно было несильным, и он вполне с ним справлялся, но чем дальше заходило это безумие, тем раздражение нарастало. Мысли путались, и их замещала злость. Злость бухала в его голове грозными барабанами прямо позади глазных яблок. Старик шумно сопел. Вены вздулись на его лбу и шеи, мокрых от текущего пота.
Каждая атака на фигуру сопровождается всплеском пламени. Зловещие отблески озаряют стены погреба. Фантасмагория. И хриплый захлёбывающийся визг. Визгливый врезающийся в мозг вой.
Многоножка калечит себя, но барьер ей не сломить.
Ошейник не набросить - это уже очевидно. Мешанина осознанно шла на смерть, выбирая последний способ избежать рабской участи, раз других её лишили. Такая ярость могла восхищать. Но до чего же отвратное зрелище.
Словен зябко передёрнул плечами и отвернулся. Оглядел низкий потолок, темень по углам, куда не доходил свет масляных ламп. Где-то наружи была ночь и хлещущий ливень, где-то далеко, его дом пуст, а сам он закрылся в этом импровизированном подземелье, один с существом из иного мира. В случае чего-то непредвиденного ждать помощи будет неоткуда.
Зря он это затеял.
Подобная мысль всё настойчивее укреплялась в нём и всё более беспокоила. Слух, защищаясь от нескончаемых верещаний, переставал различать их. Глох. Но те пульсировали в мышцах, вопили в самой сердцевине костей, размягчая их. Размягчённая слабость - в ней растворяется раздражение и всякая злость... Он так устал, кто бы знал. Он - старик, дряхлый старик, что бы сам о себе ни думал... Зачем он так изводит себя? Для чего? Для сущей ерунды, призванной потешить взыгравшее самолюбие.
Зря он это затеял.
Визги накатывают волнами, отдаляются, будто выдыхаясь, и тут же ударяют с новым иступлённым напором. Снова и снова. И снова и снова. Череп разбухает от порождаемого ими давления. Трещит. Его содержимое закипает.