Маг пошатнулся. Обхватил голову ладонями, что никак не помогло.
Ему противно. Мерзко. И не столько от вида кровавого действа - жирная многоножка извивается от боли, большие мохнатые лапы скребут плиты пола, скользят, - сколько от осознания собственной к нему причастности. Того, что именно он являлся его причиной. Того, что ему втемяшилось в дурную башку притащить в свой дом подобную скверну.
Вздумал поиграть в весёлые игры? Так получай свой трофей! Вот только он будет чуток расшибленный, чуток в кровавых ошмётках. Доволен? Получай, что заслужил!
Сгорбленный старик с опущенными руками стоял в полутьме погреба. Взгляд некогда лучащихся глаз потух. Человек отводит его от беснующейся твари, и вновь возвращает. Он не хотел смотреть. И не мог не смотреть. Мысли с трудом пробивались в выжатом сознании. Какими они казались медлительными. Среди них преимущественно звучала та, об ужасной ошибке, что он совершил, - зря, зря, зря... Но была и вторая. Слабая. Словен тянулся за ней.
Как остановить это?
Пол в защитном круге залит кровавой слизью, и сама тварь вся в слизи, текущей из полученных ею ран с обугленными краями. Кровавая пена летит хлопьями из трясущейся собачьей пасти. Демоническая кровь парит, наполняя воздух серной тухлятиной. Старик задыхался в этой вони. Его бил озноб. Он едва не плакал, неспособный что-либо изменить. Прекратить пытку. Свою и её.
Он, в конце концов, не изувер, решивший "скоротать вечерок" жестоким издевательством. Но разве сейчас он может называться разумным существом? Нет. Сейчас он грязный ублюдок, ничем не лучше самого низменного пожирателя падали из Великих Трясин. Хуже. Ведь тот не выбирает своего существования - он тот, кто он есть от рождения. Человек может выбирать. Должен! Венец Творения, светоч мудрости!.. Иначе стоит ли удивляться стоящей в горле тошноте, в том числи, от отвращения к самому себе. Каждый получает то, чего достоин.
- Ну, хватит!
Словен закричал вслух, перекрывая вопли Мешанины. И от этого усилия его череп всё же лопнул. Или почти... Нужно всё прекращать, пока он ещё способен думать связно. Пока... Решение поднялось из пучины его бессвязных мыслей, как пузырь газа со дна торфяного болота. Поднялось и лопнуло озарением.
Он выбросит тварь назад.
Достаточно открыть проход и разность давлений вмиг вышибет её отсюда. Раз и всё! Конец всем визгам! Он отдохнёт. У него накопилась уйма впечатлений, о которых следовало крепко подумать. Дракон Межреальности обратил на него свой сокрушительный взор. Многие ли могли похвастаться тем? И было ли здесь чем хвастаться?
Чего он, спрашивается, ждал, когда и последний болван уже сообразил бы, что эта бестия никогда не станет его спутником. Он только измотал себя и изуродовал её. Разве он хотел, чтобы дошло до такого?
Но сейчас он всё исправит. Сейчас придёт тишина.
- Ну же, давай, очухивайся! - прикрикнул на себя маг.
Словен вновь попытался ухмыльнуться. На этот раз ему это удалось.
Он приготовился убрать тварь долой. Заклятье изгнания (тоже извлечение, но наоборот) уже срывалось с его губ, когда Мешанина проделала с собой то, что пыталась совершить, ещё будучи в родном для себя мире, только угодив в магический силок. Чуть ранее она замолкла и прекратила бросаться на барьер. В голове Словена по-прежнему отдавалось эхо её завываний, от того он не сразу сообразил, что произошли изменения. А тварь улеглась на полу, свернулась в шар и поджала под себя лапы. В следующее мгновение послышался треск, словно бы упруго натянутой, рвущейся ткани.
На мага накатил мыслеобраз непередаваемой муки.
Я что-то упустил. Совершил ошибку. За которую придётся заплатить.
Голос в сознании прозвучал чётко, как приговор. И с ним волнение, что холодной змейкой юркнуло в живот, когда он увидел эту несуразную уродину, выползающую из своей расщелины-норы, всё это время таившееся в его нутре, рванулось вверх по кишкам.
Треск повторился. К нему добавилось утробное бульканье. Что-то лопнуло. Из Мешанины брызнул фонтан горячей крови. Сама она резко выгнулась и распалась на три осклизлых куска, с чавканьем отскочившие в разные стороны.
Сто тысяч раз проклятущая Бездна!
Словен едва сдержал рвотные позывы, когда вопреки вспыхнувшей надежде, что демон сдох и проблемы разрешились сами собой, куски... эти отдельные куски - они шевелись! Они... Это не самоубийство. Отнюдь. Боль и осознание обречённости побудили тварь пойти на саморазрыв. Фокус, что та приберегла на крайний случай, оказался "перевоплощением". Куски - они были живыми. Они двигались. Распрямлялись. Сбрасывали с себя ставшие ненужными лоскутья кожи. Выворачивали с хрустом кости в суставах, подгоняя их под новые положения.
Словен тихо заскулил. Он узнавал в них знакомые образы.
Ближе всех к нему находилась большая часть прежней целостной бестии. Стянутый кольчатый мешок со множеством коротких лап и обломком жала в заду. Всё та же многоножка, только без собачей хари впереди. Но ей нашлась замена. На месте багрового разрыва, выглядевшего как обрубок шеи, с которой топор палача только что снял голову, раскрылась воронка. Без долгих раздумий слепой "червь" припал к плитам пола. Он грыз камень! И тот крошился под напором жернова из костяных резцов, усаженных рядами в его глотке.
Рядом голова Мешанины, ставшая теперь отдельным существом, и прилегающие к ней восемь мохнатых лап. Конечно, из всего этого мог получиться замечательный "паучок". Пасть составляла основу его тулова. "Паука" это ничуть не смущало, судя по тому, как тот сразу нашёл себе занятие - отхаркивать на защитную линию попеременно, то леденящие, то огненные плевки некой быстро производимой им вязкой субстанции. Свет фигуры неровно замерцал. Головастое отродье, крепко встав на растопыренные лапы, трудилось с усердием.
И наконец, то, что до разделения служило бестии хребтом, развернуло крылья, ранее казавшиеся бесполезными кожистыми складками, стряхнуло с себя слизь и рывками поднялось из кровавой лужи под потолок. "Летучая мышь". Тело - палка, обёрнутая мышечным коконом. Ни головы, ни лап. Зато имелась пара широких, бьющих воздух крыльев. Крылья действительно били воздух, били магией, заставляя его упругими волнами ударяться о занавесь барьера.