Выбрать главу

   Старому человеку в пещере было одиноко, и никакие блуждания в чужих пространствах не могли скрасить тоски по прежней жизни. По этой и другим причинам многие из его предшественников сдавались и прекращали подготовку, признав свою несостоятельность и не желая изводить себя впустую. Лучшие из "кровных", коим от рождения была отпущена более жаркая искра, и те далеко не всегда находили в себе решимости ступить на этот путь. Но даже если решались, период подготовки мог растянуться на годы, а то и десятки лет. Бывало, что претенденты умирали, не рассчитав сил, и их тела отыскивались ещё нескоро.

   Вероятно, замкнутое существование, которое он вёл до того, явилось для Словена своего рода преимуществом, помогшим ему перебороть тоску одиночества. Его не страшило грядущее испытание. Он ждал впереди чуда. Или вечного покоя, что, само по себе, тоже не столь уж и плохо.

   Годы, проведённые под землёй, сделали из крепкого старика - да, порой кряхтящего, но кто не кряхтит в свои семьдесят? - сущую развалину. Тело, истощённое медитацией и голодом, ссохлось в мумию, в последние полгода он вовсе не выходил наружу и питался только тем, что удавалось добыть в подгорном мире; седые волосы отросли и свалялись в войлок, морщины превратили бледное, будто стёршееся лицо, в личину самой смерти. Полуослепшие глаза запали и помутнели.

   Вести аскетическое существование, подобное тому, которое определил для себя Словен, было по силам лишь единицам магов, не говоря уж о простых людях. Да, его ментальные способности росли, но происходило это за счёт нещадного выжигия в себе всего плотское, отчего он сам едва ли не обращаясь в бесплотную тень. Но каждый чародей являлся, прежде всего, человеком, что от рождения был определён обитать в материальном мире и лишь изредка заглядывать в иные. Маг, теряющий связь с материей в угоду Астралу, развивался разумом, но усыхал телом. В итоге же он умирал, как и любой человек.

   По истечении срока добровольного заточения серый грязный скелет, бывший Словеном Струбом, с трудом передвигаясь, выполз из нутра горы обратно под свет солнца. Он полагал, что готов в достаточной мере.

   В Терион его привезли в крестьянской телеге в середине прошлой весны. Он покинул столицу не так уж давно, но ему казалось, что с тех пор минули века. Впрочем, город ничуть не изменился, как и его высокопоставленные обитатели. Поползли разговоры, что самодур слишком торопится, или вовсе не понимает, на что идёт. Самоубийца и безумец - такими эпитетами наградили Словена. Но вся сторонняя суета волновало его теперь ещё меньше прежнего.

   Пока изможденный старик в течение пары недель мог немного восстановить силы, представители Ордена проводили необходимые приготовления. Местом для осуществления непосредственно самого ритуала являлся некий дом в глуши леса. Странный дом. Без окон, но со стенами, сложенными из толстых брёвен, и массивной железной дверью. Голая поляна, на которой он стоял, и на которой не росло ничего кроме пожухлой (в самый-то разгар весны) травы - тайное урочище, здесь чувствуется мощный узел природной энергии. До ближайшей деревни два дня пути и это также немаловажно.

   К появлению гостей подъезды к поляне расчистили, а сам дом подновили. Со времени последнего ритуала, что проводился здесь, прошло восемь лет. Тогда претендент погиб. Умер мучительной, но вполне обычной смертью от перенапряжения. Большинство в Ордене и Академии полагало, что на этот раз случится то же самое. Глупец получит по заслугам, закономерный итог, который никого не опечалит.

   В доме имелась всего одна пустая комната. Магическая фигура - гораздо более сложная, нежели та, что он начертал теперь в своём погребе, - выверенная и идеально сбалансированная, заняла отведённое ей место на полу. Свечи, артефакты, облегчающие предстоящий ритуал, включая вываренные до белизны кости Большого Огненного Феникса, а так же его радужные перья, полные аккумы энергии - всё находилось на своих позициях. Чары, по большей части атакующие, опутали дом и лесную поляну многослойной сетью. Подготовка проведена по высшему разряду. Орден при необходимости умел быть очень искусным.

   Взволнованный, и годы медитации ничем не могли здесь помочь, он вошёл внутрь. Тяжёлую дверь за ним заперли на дюжину запоров, подкрепив их заклятьями. Десяток боевых магов окружил дом, взяв его в кольцо. За контроль над проведением ритуала отвечал симпатизирующий Словену архимаг.

   Претендент остался один. Последний шаг он должен был совершить самостоятельно. Или отказаться. Для этого возможность всё ещё оставалась. Маг отмёл её, хотя она и возникла в мыслях. Он хотел испытать судьбу, а возможные последствия - что ж, то будет забота уже не его, тех, кто сторожит снаружи.

   Шутка вышла не смешной.

   Бездыханный труп Словена его сопровождающих вполне бы устроил. Но те всерьёз опасались Тёмного Исхода. Пожалуй, самого, за исключением гибели, значимого фактора, сохранявшей число архимагов столь малочисленным. Страх перерождения здравомыслящего человека в злобное неподконтрольное существо, обладающее мощью дара и жаждущее лишь разрушений и убийств, заставляло руководство Ордена относиться ко всему, связанному с ритуалом, с опаской. Остановить Тёмного при его появлении стоило немалых сил. Каждый подобный случай становился чёрной страницей в хрониках Ордена. Лишь политика тщательного отбора претендентов и всецелого контроля за проведением ритуала позволила добиться того, что за последние триста лет произошло всего два перерождения, и в каждом последствия были ликвидированы минимальной ценой.

   Словен знал обо всём этом, но он освободил разум от мешающих мыслей. Маг занял место в центре фигуры, выпил приготовленный для него коктейль, после чего легко вошёл в транс и отправил свой дух, подкреплённый силой алхимического состава, покорять высокую и крутую лестницу под названием Восхождение.

   Далее претендента ждало испытание на прочность.

   Для каждого оно было своим. Причины подобного индивидуального различия оставались неведомы. Чародей мог лишь пройти ритуал, вернее попытаться пройти, но понять законы магических преобразований, лежащие в его основе, ему было не дано. Архимаги позже не любили рассказывать, в чём заключались их личные испытания.