Она была одна, длинная ткань обтягивала ее тело, почти целиком открывая грудь. Он закрыл за собою дверь и прислонился к ней спиной, тяжело дыша. Женщина ступила ему навстречу, и Кедрин послушно сделал шаг вперед и остановился перед нею.
— Ты испуган, — сказала она, коснувшись рукой его влажного лба. — Что произошло?
— Не знаю, — сказал он медленно, — не знаю… Что-то произошло… Да, запах. Возле резервного выхода.
— Которого?
— Не знаю…
— Ты сможешь найти его?
— Не знаю… Может быть.
— Ты уверен, что это?..
— Запах. Вдруг расхотелось дышать… Что делать? Надо что-то делать. Это ведь опасно…
— Успокойся, Виталий, — сказала она.
Она видела, что он не успокоится, и, чуть приподнявшись на носках, поцеловала его. Он сразу обмяк, и сел на кровать, и сидел неподвижно — только глаза следили за нею. Она набрала номер.
— Седов… Слушай, только что обнаружен запах. Кедрин. Он у меня… Об этом потом. Вторая еще не вышла? Седов, может быть, запретить выход?
— Нельзя запрещать выход, — проговорил голос в трубке. — Надо установить направление. Он помнит, где именно?..
— Он вспомнит, — сказала она, мельком взглянув на Кедрина. — Он уже вспоминает…
— Пусть вспомнит. Немедленно вышлем Особое звено. Может быть, им удастся, наконец, определить направление и закончить экранирование рабочего пространства. Смена должна выйти — запах не держится долго.
— Хорошо, — сказала она. — Я тоже выйду.
— Незачем. Ты не Особое звено.
— Я хочу выйти.
— Нет. Сейчас я подниму Особое звено. А он пусть вспоминает.
— Хорошо, — нехотя проговорила она, положила трубку. — Ты вспомнил, где это было? Как ты шел? Сейчас шеф-монтер поднимет Особое звено, они выйдут в пространство.
Он сидел, опустив голову. Она уселась рядом с ним, положила руку на его плечо.
— Тебе все еще страшно? Ты не хочешь идти к себе?
Кедрин встал, сделав усилие, почти исчерпавшее его силы. Но он принял решение, и силы откуда-то прибывали снова.
— Я выйду с Особым звеном. Они не сориентируются без меня.
— Ты можешь рассказать им все, пока они будут одеваться.
— Нет, — сказал он. — Я должен выйти с ними.
«Должен, — поняла она, — чтобы завтра не стыдиться самого себя и тебя».
— Хорошо, — сказала она. — Только в таких случаях одевают компенсационный костюм. Возьми мой, он достаточно эластичен.
— Спасибо, — сказал Кедрин.
Он поцеловал ее, уже не боясь, что она рассердится, и подумал, что она все та же и так же красива.
Уже по дороге в гардеробный отсек, где стояли скваммеры, он вспомнил, что должен был зачем-то зайти вечером к этому самому Особому звену, командиром которого, как ни странно, был не решительный Холодовский, а несколько легкомысленный Гур. Но теперь поздно было думать о том, чего он не успел. Время было думать о том, что он еще может сделать.
X
Если до сих пор в поведении исследователей на орбите Трансцербера и наблюдалась какая-то нервозность, то сегодня она исчезла окончательно. Капитан Лобов с удовольствием констатировал про себя, что исследователи наконец-то окончательно поверили в спасение. Теперь, как понимал капитан, они будут спокойно заниматься своими исследованиями до того самого момента, когда помощь придет — или не придет.
Так же полагает и инженер Риекст, который по-прежнему молчит, но на этот раз удовлетворенно. Того же мнения придерживаются и пилоты.
Так считают и сами исследователи. Наконец-то стало ясным то, что заставляло их нервничать все последнее время: несовпадение показаний приборов. Теперь выяснилось: виной этому было не какое-то новое, неисследованное явление, а просто часть приборов по неизвестной причине сбилась с точной настройки. Ученые отрегулировали приборы, и теперь их показания совпадают. Правда, при этом выяснилось, что встреча с Трансцербером произойдет не через четыре с половиной месяца, а через три.
Четыре скваммера неслись, удаляясь от спутника, от почти уже законченного круглого корабля, от мерцающих маяков — к внешней границе рабочего пространства, туда, где были установлены экраны для защиты от запаха.
Солнце было за Землей, стояла темнота. Звезды неподвижно висели на местах, не приближаясь и не удаляясь. Это было очень хорошо — лететь стремглав в пространстве не одному, а вместе с тремя товарищами, на которых можно положиться, с которыми, пожалуй, не будет страшно нигде. Они летели колонной. Это полагалось на тот маловероятный случай, если произойдет встреча с чем-либо: тогда опасность будет угрожать только первому. И они менялись, как меняются на ходу велосипедисты: чтобы не приходилось одному все время принимать на себя давление возможных опасностей. Трое менялись. Кедрин и сам понимал, что до этого ему еще далеко — до права лететь впереди Особого звена. Он летел замыкающим, и ему было доверено нести небольшой контейнер с какими-то приборами, которые могли понадобиться.
Они летели минут двадцать. Потом щупальца прожекторов зацепились за странную конструкцию впереди — громадную снежинку замысловатого рисунка, медленно перемещавшуюся в пространстве. Это была одна из антенн статического поля, окружавшего рабочее пространство. Звено держало курс на нее. Монтажники уменьшили скорость. Внезапно мурашки стали разбегаться по телу, приятно закололо и защекотало сначала в кончиках пальцев, потом по всему телу. Тогда Холодовский, шедший в это время первым, дал команду тормозиться. Они начали торможение, одновременно развертываясь в цепь, и Кедрин вышел точно на свое место крайнего слева. Все-таки скваммер привыкал повиноваться ему.
Здесь начинались экраны. Широчайшие прозрачные полотнища из гибкого, почти эластичного полиметаллопласта уходили во все стороны; их растягивали и удерживали на месте гравификсаторы, обозначенные маяками, — приближаться к ним не рекомендовалось.
Монтажники медленно плыли вдоль экранирующих полотнищ. Приблизиться к ним вплотную было нельзя — слишком сильным было напряжение статического поля, наведенного скрытыми в центре антенн мощными генераторами. Оказалось, все было в порядке. Никакого нарушения целости экранов не замечалось, как сформулировал Холодовский. «Ну, ну…» — с сомнением ответил ему Дуглас, но возражать не стал.
Запаха не было. Прошел час, пока была пройдена почти половина заэкранированного пространства. Тогда Гур подал сигнал остановиться.
Они сблизились, хотя разговаривать можно было и на расстоянии. Такова уж была привычка — разговаривая, сходиться. Несколько секунд они глядели туда, где чуть в стороне от спутника мелькали огоньки: вторая смена вышла в пространство. Кедрин вдруг почувствовал себя чем-то вроде часового, которому поручено сейчас охранять этих людей, торопившихся очистить место для закладки нового корабля. Он не знал, думают ли то же самое монтажники из Особого звена, и вряд ли они думали так торжественно; вернее, они не представляли себе, что об этом нужно еще специально думать. Но Кедрин не мог не думать об этом.
— Итак, многоуважаемые друзья мои, — неторопливо сказал Гур, и по голосу его можно было, пожалуй, подумать, что он чем-то озадачен. — Итак, половина экранов в порядке. Если и вторая половина окажется в порядке, то могут быть лишь два вывода.
— Три вывода, — сказал Холодовский.
— Третий за тобой. Мои таковы: или мы неправильно определили направление, которое следовало защитить, или твои экраны, о высокочтимый друг мой Слава, ни к черту не годятся, и защищаться ими все равно, что носить воду… этим — ну, как его? — которое с дырочками.
— Ну, ну, — сказал Дуглас. — Проанализируй.
— С неизъяснимым удовольствием, — сказал Гур и заставил скваммер сделать нечто напоминающее реверанс. — Направление. Кедрин принял запах. Он находился у резервного выхода. Он не знает, у какого. Я не ошибаюсь? — вежливо вопросил он.
И Кедрин буркнул:
— Не знаю.
— Он не знает. Но, решая эту задачу в пространстве — времени, мы пришли к выводу; это мог быть только резервный люк номер восемь. До других люков он не смог бы дойти, постоять там, принять запах и вернуться в… туда, куда он вернулся в такой промежуток времени, какой ему понадобился в действительности. Этот вывод был принят единогласно. Имеются ли иные соображения?