— Кедрин!!
— А-а?
— Наконец-то! Я уж думал, что ты выключил связь. В пространстве это не разрешено, ты не забыл?
— Я и не думал выключать. С чего это…
— Я тебя окликаю третий раз, мой рассеянный друг.
— Я задумался…
— Ты не устал?
— Н-нет… — сказал Кедрин и сообразил, что он в самом деле устал куда меньше, чем в дни тренировок.
— Чудесно! В таком случае ты, конечно, захочешь побывать на нашей обсерватории? Не так ли, о любознательный!..
— На обсерватории? — спросил Кедрин. — А зачем? Я, собственно, думал…
— И все же было бы очень хорошо. Ты ведь не забыл, что это именно ты видел прошлым вечером какую-то звезду? Ты ее действительно видел?
— Видел, — хмуро сказал Кедрин. — Но я же не могу вас убедить.
— Но, возможно, сумеет Герн. Служба наблюдения у него поставлена хорошо. И если в пространстве появилось что-то новое, кто-нибудь да заметил это, кроме тебя.
— Если так, — сказал Кедрин, — то идем к Герну. Я готов.
Смена покинула рабочее пространство. В зале монтажники высвобождались из скваммеров и шли мыться, переодеваться, отдыхать, обедать, чтобы затем превратиться в конструкторов, технологов, операторов, аналитиков, продумывать темп-схему завтрашнего дня. Пока не будет закончен корабль, все остальные работы и занятия в лабораториях, студиях, мастерских и кабинетах были отменены, потому что человеку свойственно стремиться к тому делу, которое сегодня нужнее всего.
— Я готов, — повторил Кедрин.
XII
На орбите Трансцербера капитан Лобов закончил стирку и теперь сидит и читает бортовой журнал. Расходовать энергию на то, чтобы смотреть старые фильмы, инженер Риекст не рекомендует, и капитан не расходует.
Инженер Риекст все еще занимается экоциклом. На помощь себе он привлек одного из пилотов. Второй по-прежнему находится в рубке. Считается, что он на вахте. Но на вахте делать нечего — наблюдением, предупреждением и всем прочим занимаются исследователи.
Сейчас они страшно заняты: очень интересны факты, совершенно непонятное явление. Пока подыскать ему объяснение трудно. Вот если бы здесь находился Герн… Но Герн находится далеко, в обсерватории спутника дробь семь Звездолетного пояса, и вряд ли он оттуда мог наблюдать это интереснейшее явление. Впрочем, кто знает: астрономам в особенности известно, что Герн подчас бывает способен на невозможное. Особенно когда он находится в привычной обстановке своей обсерватории.
На спутнике дробь семь, как и на всех искусственных небесных телах, обсерватория помещалась в вынесенной за пределы главной оси пристройке. Она соединялась со спутником скользящим рукавом; в отличие от самого сателлита обсерватория не имела собственного вращения: мудрено было бы наблюдать небесные тела из помещения, делающего оборот вокруг своей оси менее, чем за два часа.
Нельзя сказать, чтобы в обсерватории было просторно; это станет понятным, если вспомнить, что обсерватория строилась для двух наблюдателей, а сейчас их там шестеро. Входя, Кедрин не ожидал этого, а уменьшенная тяжесть была тоже непредвиденной. Рассерженные лица астрономов (которые, разумеется, тоже были монтажниками и строили корабли) в первую же минуту обратились к Кедрину. Однако ему каким-то чудом удалось не сбить с места, не перевернуть и даже не задеть ничего существенного.
Остальные трое монтажников, вошедшие вместе с Кедриным, были здесь, очевидно, не впервые, и их приветствовали даже с некоторым уважением. Хотя кто-то из астрономов и не мог удержаться от нескольких слов в адрес дилетантов и вообще людей, которые не занимаются своим делом, а толпятся около астрономических приборов, в которых абсолютно не разбираются. В его речи скользило круглое «о» и слово «астрономический» казалось почетным званием, которое уже само по себе делало инструменты неприкосновенными.
В обсерватории все монтажники как-то разместились. И тогда круглая дверца снова распахнулась, и на пороге показался Герн. Он смотрел куда-то в пространство и шевелил губами. Потом он налетел на Дугласа, который так и остался посредине обсерватории, потому что все места у стен были уже заняты.
— Ах, да, — сказал Герн, ощупывая Дугласа. — Позвольте, что это?
Он поднял голову и увидел Дугласа.
— Здравствуйте пожалуйста, — сказал Герн и заложил руки за спину. — Что, на спутнике больше нет места для бездельников, а? Вам уже непременно надо ходить в обсерваторию и мешать людям работать? А? Я вас очень уважаю и поэтому прошу немедленно освободить помещение. Я же не влезаю в ваши лаборатории? А? Хотя они гораздо просторнее, и это, конечно, безобразие. Я всегда говорил…
Дуглас умоляюще посмотрел на Холодовского, потом на Гура. Герн вышел на свою орбиту и теперь мог не менее часа говорить о жалкой участи астрономов, обитающих на спутнике дробь семь. Холодовский пожал плечами. Гур очаровательно улыбнулся.
— Маэстро Герн, — сказал он сладчайшим голосом. — Вы слышите меня, о мой эрудированный друг? Мы все, конечно, согласны…
— …Если бы эту жалкую каморку увеличить хотя бы вдвое, мы бы могли проводить такие наблюдения, что ни одна другая обсерватория в Приземелье не посмела бы.
— Например, наблюдения на фоне «Угольного мешка», — сказал Гур.
— Что? — спросил Герн.
— Я говорю: не проводили ли вы этой ночью наблюдений в направлении «Угольного мешка»? Хотя, вероятно, нет — что там может быть такого, что интересовало бы астрономов.
— Чтобы вы знали, астрономов интересует все! — сердито сказал Герн. — Так вы пришли затем, чтобы узнать это? Допустим, мы проводили наблюдения. Ну и что?
— Вот этот юноша, — сказал Гур и вытолкнул вперед Кедрина. — Вот этот многообещающий юноша уверял нас… Ведь вы знаете этого юношу?
— Неужели вы представляете, что я знаю всех юношей? — спросил Герн. — За кого вы меня принимаете, а?
— Но вот этого…
— Одну минуту, — сказал Герн и воззрился на Кедрина. — Что-то припоминаю… Вы астроном? А, нет, вы как раз не астроном, помню. Это вас принимали как раз в мое дежурство. Мне удивительно везет: если на спутнике что-то происходит, то обязательно в мое дежурство. Так что нужно этому юноше? Скажите, как вы себя чувствуете теперь в пространстве? Величественный вид светил, не закрытых колеблющейся атмосферой…
— Этот юноша, — сказал Гур, — уверяет нас, что сегодня ночью, по времени четвертой смены, по вашему времени это вечер, в направлении примерно восемнадцать — сто сорок семь ноль два он увидел нечто напоминающее небесное тело. Звезду. Определить звездную величину он затрудняется, но, судя по его рассказам, она близка к нулевой. Другой наш товарищ — вот он…
— А, Холодовский, — сказал Герн. — Очень рад вас видеть. Что у вас нового?
— Нового у него то, — сказал Гур, — что он сомневается в возможности наблюдения такого тела там, где его никогда не было и, судя по всему, быть не должно. У него — да и у всех нас — есть причины интересоваться этим всерьез. Поэтому, о наш наблюдательный друг, если бы у вас случайно оказались какие-либо данные…
— Как вам нравится, случайно, а? — сказал Герн. — По-вашему, у нас наблюдения производятся случайно? От случая к случаю?
— Тем лучше, — сказал Гур. — Значит, вы наблюдали?
— У нас нет такого количества наблюдателей, чтобы круглые сутки наблюдать за всей сферой, — сказал Герн. — Вот если бы шеф-монтер и все вы тоже…
— Значит, вы не наблюдали, — сказал Гур.
— Мы не наблюдали. Но автоматика наблюдала. И если там что-нибудь произошло, то все это будет на пленке. Анри, дайте мне сегодняшние пленки. Мерси. Ну, вот они. Сейчас посмотрим…
Он растянул пленку в руках, бормоча: «Посмотрим, посмотрим…» Все следили за ним, вытянув шеи, пытаясь заглянуть в медленно проходившие перед глазами Герна кадры. Он отложил пленку, сказал: «Ничего интересного… Сева, внесите коррективы в модель «Леонид», — взял другую пленку. На ней тоже не оказалось ничего интересного — для неспециалистов, как сказал Герн. Он взял третью. Ничего. Четвертую. На седьмой Холодовский махнул рукой, негромко сказал: «Ясно, ничего и не будет. Я в этом не сомневался». Герн услышал его.