— А что случилось?
— В каком смысле?
— Вы сказали, ваш муж погиб.
— Да. И для меня это был настоящий крах. Абсолютный. К тому же у меня не все в порядке было со здоровьем. — Рука с сигаретой задрожала. — Не то чтобы серьезные наркотики, но — таблетки. И алкоголь. — Она скривила губы и добавила: — Плохой коктейль, особенно если в доме дети.
— Его ведь убили, да?
— Зачем спрашивать, если вы знаете? — вспыхнула она.
Я задержал на ней взгляд, но краем глаза заметил напрягшегося Хаммерстена и сказал:
— Но ведь преступление так и не раскрыли.
Руки у нее задрожали так, что она уронила сигарету. Та упала на стол, и она схватила ее, да так неловко, что по столу разлетелись искры. Судя по отметинам на столешнице, такое случилось не впервые.
— Да пошел ты!.. Ты что, не видишь, что мучаешь ее! — Хаммерстен приподнялся со стула.
Я встретил его взгляд с деланным спокойствием.
— Может, вы знаете что-нибудь об этом деле?
Он встал во весь рост и резко отодвинул стул назад. Я сделал то же, и он как-то сразу уменьшился в размерах. Он был меньше меня ростом, но ярость, бушевавшая у него внутри, пугала больше, чем его кажущееся преимущество в габаритах. Мы стояли, уставившись друг на друга.
— Терье! Успокойся… — сказала Труде со своего дивана. — Будут только неприятности. Меня вообще могут выкинуть отсюда. А я больше этого не вынесу!
Внезапно она расплакалась. Он перевел взгляд на нее, потом обратно на меня. Было видно, как он выбирает между тем, чтобы оторваться на мне на полную катушку, и тем, что сказала ему сестра. Он подошел ко мне совсем близко и тихо произнес:
— Я тут ни при чем. Кто говорит другое — лжет. А кто клевещет на Терье Хаммерстена — играет с огнем. Запомни мои слова, Веум. Играет, черт возьми, с огнем!
Я смотрел на него не отрываясь, приготовившись дать отпор.
— Да все уже давным-давно должны были понять, что это ложь! — всхлипнула Труде. — Анегар и Терье были лучшими друзьями! Мы ведь так и познакомились. Они ходили вместе в море, знали друг друга с самой юности. Терье бы такого никогда не сделал. Я и легавому тогда сказала то же самое, и всем остальным, кто спрашивал.
— А правда, что Анегар был замешан в дело о контрабанде спиртного?
Я по-прежнему буравил взглядом Хаммерстена, и ему пришлось ответить:
— И что? При чем здесь это? С такой алкогольной политикой — да весь стриль[12] в этом был замешан! Да для них это как социально-полезный труд — бухло возить!
Я усмехнулся.
— Полагаю, существуют разные мнения по этому поводу.
— Да одно там мнение! Денег много не бывает.
— А Клаус Либакк… — сказал я неожиданно.
На его лице отразилось заметное удивление, а выражение агрессивного азарта сменилось выжидающим прищуром.
— А что с ним?
— Вы знаете, кто это?
Он на секунду отвел взгляд:
— Это тот, кого застрелили, да? Вместе с его бабой?
— А вы, я смотрю, хорошо информированы.
Его темперамент тут же снова запросился наружу.
— Это ты к чему?
— Имена убитых полиция пока не разглашала.
За его твердым лбом пошла тяжелая работа.
— Но… легавый же сам сказал… Труде. Или она так поняла.
— Мы же знаем, где и с кем живет Ян-малыш, — объяснила Труде.
— Да, вы знали, — сказал я, внимательно глядя Хаммерстену в глаза. — Это же вы рассказали Метте Ольсен. Но откуда вы это узнали?
— Не твое собачье дело! — рявкнул он в ответ.
— Ладно. Вернемся к Клаусу Либакку. Он тоже принимал участие в контрабанде.
Труде прекратила плакать и подняла на меня внимательные глаза.
— Мог ли он быть причастным к убийству семьдесят третьего года, как вы думаете?
У Терье было каменное, никаких чувств не выражающее лицо. Но взгляд его был все такой же жесткий и злой. В конце концов он произнес:
— Да тогда бы я…
— Вы — что? Поступили бы с ним так же, как если б он был насильником Силье? А что, если это один и тот же человек? Получается, вы только что признали, что у вас целых два мотива для этого убийства. Вы сумели произвести на меня впечатление.
И тут… Проклятое самодовольство! Распетушился, внимание притупилось — потому-то и не успел закрыться от внезапного удара.
Его кулак шел мне прямо в лицо, но я инстинктивно увернулся, и удар мазнул по щеке и левому уху. Зато следующий был более точным. Он попал в грудь — я упал назад, опрокинул торшер, врезался в стену и медленно сполз по ней, пока не оказался на полу, ошалевший и оглушенный. Грудь тупо ныла, ухо саднило.
Надо мной стоял Терье Хаммерстен, готовый позаботиться обо мне, если я попытаюсь снова встать. Труде вскочила с дивана и схватила его за плечо, словно могла удержать.
— Терье! Не надо! Я же говорила! Меня выкинут отсюда…
Я посмотрел на них. Картинка перед глазами плыла. Какое-то мгновение, которое, впрочем, для меня длилось удивительно долго, мне казалось, что передо мной один человек с двумя головами, пришелец из неизвестных миров.
— Класс! — похвалил я. — Заявлять я на вас не стану, Труде, но только если вы сумеете успокоить этого… молотобойца.
Терье Хаммерстен опустил кулаки, сбросил руку сестры со своего плеча, отошел к окну и встал там спиной к нам, уставившись на дорогу, ведущую в центр Дале.
Все еще оглушенный, я медленно поднялся на ноги. Меня поташнивало, а перед глазами плясали серебристые точки. Да уж. Ну и кулачище у него. Я кивнул Труде — отчасти из благодарности, отчасти чтоб она не волновалась — я никому об этом не скажу.
— Как вы? — спросила она.
Я размял плечи, потер грудь и ответил:
— Могло быть хуже. — И, не глядя на Хаммерстена, добавил: — Думаю, мне пора.
— Так что вы на самом деле-то хотели?
Я посмотрел на нее:
— Не уверен теперь, что мне стоит быть честным с вами. Но кое-что важное для меня я узнал.
Терье Хаммерстен резко развернулся и снова подлетел ко мне. Но в этот раз я успел вскинуть кулаки, принять стойку и жестко посмотреть на него.
— Побереги здоровье, Веум, — прошипел он. — Будь, твою мать, осторожней!
— А то со мной произойдет то же, что и с Ансгаром Твейтеном? Вы это хотите сказать?
Труде втиснулась между нами:
— Все! Хватит!
На его лбу вздулись вены, а костяшки сжатых кулаков побелели. Но от удара в этот раз он удержался.
Не выпуская его из поля зрения, я дошел до двери, открыл ее и вышел из квартиры. Уже в коридоре я резко метнулся к лестнице — подумал, вдруг он бросится за мной. Но ничего не произошло, и я, все еще ощущая ломоту во всем теле, спустился вниз и вышел на белый свет. Над Далем раскинулось широкое белое небо, похожее на пластиковый потолок. На фоне горы Хейле парила на ветру горстка чаек и пронзительными голосами жаловалась на боль в пояснице, плохой улов или на что там чайки обычно жалуются.
Уже начало смеркаться, когда я доехал до Усена, где над фьордом невестиной фатой трепетал водопад Гэулар. Высоко над горами появилась Луна, бледный спутник Земли, далекая и одинокая, вечно кружащая над всеми здешними тревогами и хаосом. Мне пришло в голову, что она не одинока, что нас много таких, мы все кружим над тем же хаосом, теми же тревогами и ничего с ними поделать не можем. Мы все — спутники смерти.
33
Когда я вошел в отель, на часах было шесть. У портье для меня сообщений не оказалось. Я поднялся к себе, позвонил Грете. Длинные гудки. Я связался с портье и спросил, здесь ли Ханс Ховик и Йенс Лангеланд. Лангеланд вышел, Ховик в номере — хочу ли я с ним поговорить? Я подумал секунду и отказался от этой идеи.
Чувствовал я себя неважно. Может, из-за удара, полученного в Дале, а может, оттого, что узнал в этот день, — я еще не выбрал объяснения. Кое-что из того, что я услышал, было по-настоящему бесценно для раскрытия этого преступления. Да, преступления: происшествием теперь я не стал бы это называть.