Примыкавшая к порту часть старой Мельсины была застроена домами купцов и ремесленников, каждый из которых напоминал крохотную крепость. Прежде чем стать столицей Саккарема, Мельсина была обычным портовым городом и постоянно подвергалась вторжениям иноземных захватчиков. Чьи только боевые корабли не высаживали вооруженных до зубов головорезов в ее порту! Арранты, мономатанцы, халисунцы, меорэ и даже островные сегваны, не говоря уже о пиратах, собиравших порой флотилии, насчитывавшие несколько десятков судов, подобно злобному урагану обрушивались на жителей Мельсины: резали, жгли, грабили, уводили в рабство, превратив со временем добродушных и гостеприимных южан в отменных воителей, готовых дать отпор любому нашествию. В крепость был превращен не только сам город, но и каждый его дом… С превращением Саккарема в могучую державу зажиточные мельсинцы отказались от строительства зданий, в которых узенькие зарешеченные оконца прорезали выходящие на улицы стены лишь на уровне второго этажа, а вся жизнь сосредоточивалась вокруг внутреннего дворика. Однако мало кто брался за перестройку старых домов, суровый и неприступный вид которых давно перестал соответствовать характеру обитавших в них людей.
Заметив причудливый силуэт шестигранной башни, выросшей над мрачными мастерскими оружейников, Ниилит ощутила, что ее бьет мелкая дрожь. Сейчас все должно решиться! Процессия выстроенных парами девушек, выбравшись из тесного Арбалетного переулка, растянулась по длинной улице Висельников, за которой начинался Старый порт. Сейчас она свернет к трактиру «Топор и веревка», где останавливались обычно мелкие торговцы из Чирахи. Говорят, раньше, когда Нового города и в помине не было, здесь происходили публичные казни, а в старинном трактире собирались после работы палачи и маги, нуждавшиеся для своих заклинаний и ворожбы в тех или иных частях тел умерщвленных разбойников, грабителей и убийц. Было это, впрочем, еще в незапамятные времена, историй о которых Ниилит наслушалась, когда приезжала сюда с дядюшкой, подряжавшимся перевозить тюки с изготовленной в Чирахе бумагой. За две поездки она, разумеется, не могла обойти всю Мельсину — в основном-то приходилось сидеть на тюках с этой треклятой бумагой, — но иногда дядюшка посылал ее к писцам, торговцам и в ближайшие лавочки для мелких закупок, благодаря чему Ниилит неплохо разбиралась в переплетениях улиц и проулков Старого порта и рассчитывала, что знание это поможет теперь оторваться от преследователей…
Процессия завернула на Бумажную улицу и остановилась. Из-за угла послышались встревоженные крики, и телохранители Шаккары, не сговариваясь бросились на шум. Отлично! Мбанга сделала вид, будто лишилась чувств, еще бы немного везения и…
Убедившись, что «золотые» безучастно глазеют по сторонам, Ниилит со всех ног ринулась в щель между двумя потемневшими от времени домами. Эти узкие щели пронизывали весь район Старого порта, подобно сети кровеносных сосудов. Редкий торговец не стремится иметь из своего дома, являющегося одновременно складом и лавкой, второго входа и выхода, причем такого, за которым нелегко проследить любителям совать нос в чужие дела.
Нырнув в проулок, ширина которого не превышала двух шагов, Ниилит услышала за спиной крик одного из «золотых» и рванулась вперед изо всех сил. Сандалии, явно не предназначенные для бега, громко стучали по неровной, ссохшейся земле, то и дело норовя слететь с ноги, и, скинув их, девушка почувствовала себя значительно уверенней. Тяжкий топот преследователей слышался, однако, совершенно отчетливо, они оказались вовсе не такими медлительными, как полагала Ниилит. Надеясь сбить их со следа, она юркнула в открывшийся справа проход между торцами домов. Затем свернула влево, выскочила на улицу, ведущую к площади Лилии, названной так из-за полуразрушенного каменного фонтана, выполненного в форме гигантского цветка, и, стрелой промчавшись мимо дюжины рабов, тащивших пахнувшие дегтем бревна, снова шмыгнула в затененный проулок.
Стук подкованных бронзовыми гвоздями сандалий наемников не стихал, пока что они не собирались отставать или прекращать преследование. Шаккара, по-видимому, предусмотрел возможность побега одной из воспитанниц и загодя посулил награду за ее поимку, иначе чего ради им надрываться? Мысль эта заставила девушку прибавить ходу. Свернув в очередную щель, она поняла, что сбилась с выбранного пути и, если не хочет окончательно заблудиться, должна выбраться на большую улицу. Вот только удастся ли ей раствориться в толпе? Ниилит рванула тесемки плаща, который мог послужить преследователям прекрасным ориентиром и к тому же стеснял движения во время бега. Тонкая рубаха взмокла от пота, сердце билось учащенно.
Еще один поворот… О, какой оживленный проулок! Она проскользнула между тремя спорящими женщинами, распластавшись по стене пронеслась мимо перегородившего проход толстяка, шутливо растопырившего руки в тщетной надежде заключить девушку в свои объятия. Сзади послышался рев «золотых» и возмущенный визг женщин. Догонят! О Богиня Охранительница, спаси и защити!
Ниилит выбежала на улицу и замерла, оглядываясь по сторонам. Сердце ухало так, что, казалось, вот-вот проломит хрупкие ребра. Эти «золотые» знают свое дело. Даже доспехи им нипочем, знай себе бегут! Осталось одно — где-то спрятаться, затаиться. Девушка перевела дух и со всех ног ринулась по понижавшейся к морю улице, огибая прохожих, которых явно не хватало, чтобы скрыть ее от глаз преследователей. Ворота, еще ворота — все заперто, все не то…
«Ага! Винный переулок…» — Ниилит заставила себя перейти с бега на шаг. Она не должна привлекать внимания Это то самое место, где ей может повезти. Должно повезти!
Переулок был запружен телегами. С одних дюжие парни скатывали бочки, привезенные из окрестных селений, в обширные погреба, на другие, напротив, грузили, выкатывая их из прохладных подземелий, чтобы везти в порт, на корабли, которые доставят эти бочки за море, где высоко ценятся изделия здешних виноделов. Лавируя между повозками, девушка пошла еще медленнее, хотя кровь отчаянно стучала в виски, и в голове билась лишь одна мысль: «Быстрее! Быстрее!»
За этими бочками она может укрыться… До порта ее сто раз догонят, но если она сумеет затаиться тут… Ниилит еще не до конца поняла, что же намерена сделать, а ноги уже сами несли к широкому возу, с которого трое мужиков скатывали последнюю бочку. Вот! То что нужно!
Присев у заднего колеса повозки, она мгновение понаблюдала, как похожий на кабана краснолицый мужчина рассчитывается с доставившим бочки возницей блестящими лаурами, потом оглянулась назад: рыжий плюмаж на шлеме наемника был виден издалека и приближался с пугающей быстротой. Ниилит стиснула зубы и сжала кулачки с такой силой, что ногти впились в ладони. Если грузчики сейчас не появятся, то ей конец… Но три здоровенных парня, благополучно спровадив в подвал последнюю бочку и кое-как установив ее там, уже выбирались по дощатому пандусу, торопясь получить причитающуюся за труды плату и отправиться на поиски новой работы.
Дождавшись, когда они обступят краснолицего, девушка выбралась из-за повозки, скользнула к распахнутым дверям подвала и, обрывая подол рубахи о занозистое дерево, сползла по щелястому пандусу в черное, пахнущее прокисшим вином подземелье. Кажется, не заметили… Если бы еще и в подвале никого не оказалось…
Она едва успела укрыться за ближайшей бочкой, как по пандусу протопал краснолицый. Окинул хозяйским взором ряды выстроившихся около стен бочек и что-то хрипло крикнул оставшимся на улице. Получившие расчет грузчики навалились на могучие створки, и в подвале стало совершенно темно. Загремел дверной брус, краснолицый, громко сопя, зазвенел цепями, щелкнул замком и, удовлетворенно ворча, зашаркал по невидимым ступеням ведущей куда-то вверх, в глубину дома, лестницы. «Спасена… Спасена!» — поняла наконец девушка, прислушиваясь к удаляющемуся шарканью и ворчанию, и без сил прислонилась к нагревшемуся за время перевозки боку дубовой бочки. Шаги становились все тише и тише, потом смолкли совсем. Послышался лязг внутреннего засова, и в подвале воцарилась мертвая тишина.