Поэтому она сразу направилась к тайнику: как и предполагалось, ключ оказался там.
Оделла открыла сейф.
Как она и думала, на верхней полке лежали бумаги, которые им дали в адвокатской конторе.
Отец уже переложил их сюда.
На нижних полках хранились деньги.
Отец всегда держал в спальне некоторую сумму, чтобы в случае необходимости под рукой были бы наличные деньги.
Оделла взяла стопку банкнот и еще несколько золотых соверенов.
Потом она заперла сейф, убрала ключ на место и отнесла деньги к себе спальню.
Дамы все как одна собрались в комнате ее мачехи.
Оделла быстро спустилась по лестнице и была в гостиной прежде, чем они возвратились.
Когда обед закончился, виконт покорно направился в ее сторону и сделал попытку занять ее беседой о лошадях.
Оделла в течение нескольких минут пыталась поддерживать разговор, а потом направилась к фортепьяно со словами:
— Мне кажется, если я сыграю что-нибудь для гостей, это украсит вечер.
Немного позже отец сказал ей, что был восхищен тем, как хорошо она играла.
— Это только благодаря вам, папенька, — ответила Оделла. — Вы оплатили услуги самого дорогого преподавателя музыки во Флоренции!
— Очевидно, деньги были потрачены не зря! — улыбнулся граф. — Но, по-моему, тебе следует поговорить с гостями.
— Я хочу, чтобы вы послушали еще две пьесы, которые я разучила, — сказала Оделла, и он не стал заставлять ее.
При первой же возможности она, извинившись, отправилась спать, зная, что еще многое нужно сделать.
Гетси принесла к ней в комнату небольшой саквояж, который был не слишком тяжелым.
Оделла спрятала его в шкафу.
Она уложила туда свои лучшие платья и, разумеется, дорожную одежду.
После того, как графиня удалилась ко сну, в спальню Оделлы постучал лакей.
Оделла открыла дверь.
— Мисс Гэйтсли сказала мне, миледи, — произнес он, — что у вас стоит саквояж с кое-какими вещами, которые вы хотели отдать ей.
— Да, конечно, и все уже собрано, — тихо сказала Оделла. — Но, мне кажется, они вряд ли понадобятся мисс Гэйтсли ночью.
— Мисс Гэйтсли сказала, что рано утром ей надо уехать, — ответил лакей. — Она получила неважные новости!
— Передайте мисс Гэйтсли, что я ей сочувствую, — сказала Оделла. — Хорошо, что одежда, которую я обещала ей, уже готова.
Лакей унес саквояж, а Оделла разделась и улеглась в постель.
Она привыкла вставать рано.
— Во Флоренции ученики, изучающие специальные предметы, нередко начинали занятия в семь утра.
Поэтому на следующий день в четверть шестого Оделла уже была на ногах и одета.
Из расписания в кабинете секретаря она узнала, что есть поезд из Паддингтона до Оксфорда в шесть тридцать.
Они с Гетси легко на него сели после того, как Оделла забралась в кэб возле конюшен.
Она написала письмо отцу и положила его у него в кабинете.
Оделла знала, что до завтрака он туда не зайдет.
В письме говорилось:
Мой дорогой папенька!
Я была ошеломлена и отчасти расстроена огромным состоянием, свалившимся на меня вчера. Мне нужно время, чтобы собраться с мыслями.
Я знаю, что вы поймете: в Лондоне, где я связана многими обязательствами и необходимостью делать немало покупок, это невозможно.
Поэтому я уезжаю за город на несколько дней; я хочу покататься на Стрекозе и взглянуть на вещи с собственной точки зрения.
Я знаю, что вы не одобрили бы, если бы я путешествовала одна; поэтому я беру с собой мисс Гэйтсли.
Еще я позаимствовала немного денег из вашего сейфа и, разумеется, обязательно их верну!!!
Оделла специально поставила столько восклицательных знаков после последнего слова, чтобы ее отец понял: она шутит.
Кончалось письмо так:
Я люблю вас, папенька, и хочу потратить свои деньги так, как хотели бы вы и мама, — только мне нужно все это обдумать.
Пожалуйста, не сердитесь на меня и позвольте мне уделить немножко времени себе лично. Ваша любящая дочь Оделла.
Она надеялась, что отец все поймет.
В то же время она была совершенно уверена, что мачеха будет в ярости.
«Она попытается меня вернуть, — думала Оделла, — чтобы я была целиком в ее власти».
Вчера вечером она с невероятной отчетливостью осознала, насколько опасна сложившаяся ситуация.
Оглядываясь назад, Оделла внезапно поняла суть изменений, сделанных мачехой в интерьере и облике дома.
За каждым штрихом, на первый взгляд, вызванным стремлением ко вполне заурядной роскоши, угадывалась сильная индивидуальность.
Во всем, что касалось мачехи Оделлы, не было и следа мягкости или нежности.
Эта женщина раз и навсегда решила, чего она хочет, и готова перевернуть небо и землю, чтобы добиться этого.
И ее совершенно не заботило, что она причинит зло кому-то.
— Виконт уже согласился на то, что она предложила, — пробормотала Оделла себе под нос, — и если я не проявлю осторожность, то в один прекрасный день проснусь и обнаружу, что вышла замуж за виконта, не успев даже пикнуть!
— У вас встревоженный вид, миледи, — сказала Гетси, которая сидела напротив.
— На самом деле я счастлива, что мы так легко уехали, — ответила Оделла.
Она понимала, что это лишь потому, что они рано проснулись.
Оделла знала, что ее мачеха никогда не встает раньше десяти.
Прибыв в Оксфорд, они без всякого труда наняли экипаж, чтобы проехать пять миль до Шэлфорд-Холла.
Едва они покинули красивый город с высокими башнями и тонкими шпилями, Оделла сразу почувствовала себя иначе.
Здесь была Англия, которую она знала и любила, с лесами, холмами и серебристыми реками.