— Все равно ты не сможешь сидеть у ее постели вечно. Пускай привыкает. Тебе н а д о съездить домой, Тамарка.
— Что с ним? — быстро спросила Тамара.
— Очередное помешательство. Кажется, это называется "творческий кризис". Вот уж, никак от своего братца не ожидала. Чего-то, а уверенности ему всегда было не занимать. — Ленка оставила иронический тон и решительно добавила: — Будь человеком, поезжай! Я вот терпеть не могу стариков и больных, а притащилась сюда, чтобы честно ухаживать за твоей матерью. Стала бы я это делать, если б Ленька мог без тебя обойтись?
За последние три года Тамара узнала Ленку достаточно, чтобы с уверенностью утверждать — нет, не стала бы. Как ни странно, Ленин эгоизм даже привлекал Тамару какой-то простодушной откровенностью. Ленка не собиралась притворяться, будто старается ради Тамары или Надежды Дмитриевны. Она любила брата и защищала его интересы — от всех, кроме себя, разумеется. Между собою брат с сестрой постоянно ругались. Наверное, виновато было излишнее сходство. Они даже внешне походили друг на друга: высокие, худощавые, светловолосые. Оба обладали холерическим темпераментом и создавали вокруг себя почти ощутимое энергетическое поле, притягивающее окружающих и заставляющее их подчиняться. Впрочем, Тамара подчинилась с охотой.
Она открыла дверь своим ключом. Леонид, бледный и осунувшийся, сидел за компьютером, остервенело щелкая мышью.
— Леонид, — позвала Тамара.
Он вздрогнул, вскочил и прижал Тамару к себе.
— Что случилось? — тихо произнесла она.
— А то, что мой талант никому не нужен, Тамара. Все, чем я жил, оказалось фикцией, химерой.
— Талант не бывает не нужен.
— Бывает. Помнишь, у Есенина, конь, который пытается догнать паровоз? Я и есть этот конь. Все давно пользуются поездами, а я бегу, бегу. Куда? Зачем? Вот посмотри.
Леонид нервно повернулся к компьютеру.
— Видишь? Снимал халтурщик. Отвратительное качество. А теперь делаем так, и так, и так. Уже вполне прилично. А теперь состряпаем коллажик… это туда, это сюда. О — вполне выставочная композиция, особенно если дать название позабористей. И этих композиций я состряпаю десяток за один день. Ошибся — не беда, все поправимо. Не надо мучиться, искать. Механический процесс. А я-то, идиот, мнил себя художником! Тамара, я ничто.
— Неправда. Эти механические картинки совсем не такие, как то, что делаешь ты. В твоих фотографиях чувствуется твоя личность. Мне трудно это объяснить. В конце концов, не зря устраиваются выставки, конкурсы, и ты на них побеждаешь!
— Резервация для индейцев, — мрачно прокомментировал Леонид. — Живут себе индейцы, которые очень талантливо стреляют из лука и не умеют ничего другого. Что ж, общество жалеет убогих. В конце концов, если они свихнутся на почве собственной никчемности, это обойдется куда дороже. Пускай лучше сидят в резервации, где нет огнестрельного оружия, и с энтузиазмом оттачивают мастерство. Пускай соревнуются между собой. Чем бы дитя ни тешилось… А за границами резервации идет нормальная современная жизнь, где все они — ничто. Ты хоть представляешь, Тамара, сколько фотосайтов в интернете? А какой процент из них составляют фотографии, сделанные по старинке? А ведь интернет отражает реальные потребности людей. Кстати, потребности просты. Секс, секс и еще раз секс. Интересна не личность автора, а поза модели. Вот, смотри, этот сайт посещают чаще всего.
Тамаре хватило пары минут.
— Если ты страдаешь, что еще не освоил вот этого, то уж извини.
— Да не потому страдаю, что не освоил, — заорал Леонид, — а потому, что это может освоить каждый! Каждый, понимаешь! А то, что делаю я, никому не нужно!
— Ничего подобного, — спокойно возразила Тамара. — Прости за сравнение, но обнаружив, что люди посещают туалет, не стоит делать вывод о ненужности театров.
Леонид опешил, затем рассмеялся.
— Тамара, ты чудо. Зачем ты меня бросила, а? Я так мучился один. Давай наймем твоей матери сиделку, а ты останешься со мной.
— Сиделка — дорогое удовольствие, — напомнила Тамара, — а у нас нет денег. Да мама и не согласится.
Это была ошибка. Леонид снова помрачнел.
— Нет денег. Нет денег. Как мне это надоело! Я на днях был в издательстве, спрашивал, когда наконец выйдет мой альбом. "Нет денег", — разводят руками они. Я прекрасно понимаю, подобные проекты коммерчески невыгодны. Печать должна быть качественной, и себестоимость экземпляра будет очень высокой. И что получается? Всякая посредственность стряпает вульгарные картинки и моментально их продает, а я сижу и жду, пока какой-нибудь жалкий европейский журнальчик соблаговолит заплатить свои жалкие гроши. Это несправедливо. Они не понимают, что для эротики тоже требуется талант, требуется не меньше, чем в любом другом жанре. Показать бы этим идиотам, что такое настоящий мастер! Послушай, Тамара, — оживился Леонид. — Если бы ты наконец согласилась сняться обнаженной, я бы создал шедевр. Именно сейчас я чувствую, что это так.
Тамара вздохнула. С одной стороны, хорошо, что от мыслей о собственной никчемности Леонид плавно вернулся к привычному ощущению своей гениальности. С другой стороны, сниматься обнаженной она давно и наотрез отказалась. Есть вещи, перенести которые она не в силах. А Леонид уже смотрел тем самым профессиональным взглядом, который Тамара слишком хорошо знала.
— Леонид, — поспешно произнесла она. — То ты ревнуешь на пустом месте, а теперь хочешь, чтобы меня видели голой посторонние люди.
— Не тебя, а мое произведение, — удивленно возразил он.
— Не вижу разницы. Там ведь буду я.
— Но ты будешь гораздо недоступнее для любого мужчины, чем когда стоишь рядом с ним вживую, пускай совершенно одетая. Тут нелепо ревновать. Не думаю, что хоть один художник комплексовал, запечатлев любимую женщину в виде Венеры или Данаи. Впрочем, это потом. Я так соскучился по тебе, Тамара. Мне так нужна твоя поддержка.
Сердце Тамары защемило от счастья. Она не просто любовница — Леониду нужна ее поддержка. Правда, через секунду выяснилось, что суть от этого не изменилась. Леонид уже успел раздеться, когда зазвенел мобильник.
— Тамара, — отчаянно зашептала Надежда Дмитриевна. — Я умираю!
— Да ничего подобного, — послышался раздраженный голос Ленки. — Отдайте телефон, Надежда Дмитриевна! Тамарка, все в порядке. Это обычная истерика и ничего больше. Сейчас дам ей снотворное, и она спокойно продрыхнет до утра.
— Нет, — тихо возразила Тамара. — Я еду.
Леонид с ненавистью кричал ей что-то вслед, а через полчаса ожидал скандал со стороны Ленки и кроткий упрек матери: "Я бы предпочла умереть рядом с тобою, доченька, это скрасило бы мне последние минуты, но, если тебе это трудно, поступай, как знаешь".
Убедившись, что состояние Надежды Дмитриевны вовсе не критическое, Тамара позвонила Леониду. Она чувствовала свою вину и не очень удивилась, услышав сухое: "Извини, я занят". Она бросила Леонида в момент, когда ему и без того было плохо, и не могла рассчитывать на легкое прощение. Ночью ей снились кошмары — то мертвое, но почему-то молодое и красивое тело матери, то Леонид, истекающий кровью из вскрытых вен. Когда Люська привезла продукты, Тамара жалобно попросила:
— Посиди с мамой, Люська, а я съезжу домой. Мама, наверное, будет жаловаться и плакать… тебе будет очень тяжело с ней, но я постараюсь вернуться быстро.
— Это тебе было бы с ней тяжело, — сурово ответила Люська, — поскольку ты принимаешь ее закидоны всерьез. А я переживать не намерена. Лети к своему вампиру, а то на тебе лица нет.
И Тамара полетела. Опасения не оправдались — Леонид встретил ее радостной улыбкой. От недавней депрессии не осталось следа.
— Работал? — догадалась Тамара.
— Ты навела меня на хорошую мысль, — удовлетворенно кивнул Леонид. — Я понял, что могу обыграть этих халтурщиков на их собственном поле. Талант художника не в выборе технических средств и даже не в выборе темы, а в ее трактовке, понимаешь? Я буду делать то же, что они, но у них получится пошлость, а у меня шедевр. Я убедился, что это так.