Тамара не понимала. Мутило, предметы расплывались перед глазами, голова раскалывалась от боли. Слова звучали словно на полузнакомом языке, странном диалекте, и похожем, и не похожем на обычную речь. В глубине души неожиданно всплыло чувство горькой утраты, но в чем состоит утрата, Тамара вспомнить не сумела. Или не захотела.
В комнате без стука появился незнакомый мужчина лет тридцати пяти, с ним немолодая толстая женщина. Тамара, до того момента лежащая, с трудом села.
— Девочка в состоянии шока, — заявила Марья Васильевна.
— Ну, всего несколько вопросов. Нам необходимо для протокола. Ответите, Тамара Тиграновна?
— Да. — Необходимо — значит, она должна постараться, каким бы трудным это ни казалось.
— Итак, расскажите очень подробно, во сколько вы сюда пришли, что увидели и что делали.
Память вернулась к Тамаре в единый миг. Леонид мертв. Покончил с собой. Теперь он в аду. Многие грехи прощаются, а самоубийство — никогда. Но ведь это она, Тамара, довела Леонида до смерти! Может быть, Господь в своей великой справедливости оставит этот грех на ней? Зная нервную, остро реагирующую на боль натуру Леонида, оскорбить его так, как это сделала Тамара, означает убить так же наверняка, как если собственной рукой наполнить роковой шприц. Леонид не виноват, он был не в себе, не понимал, что делает! Он даже не написал предсмертной записки. Тамара заставила его умереть. Она ощущала свою вину с какой-то болезненной радостью. Нет, Леонид не может быть в аду! Он атеист, но Господь благороден и лишен мелочных амбиций. Ему важно, сколько Леонид выстрадал и сколько таланта принес в мир. Он простит. На сердце похолодело. Она, Тамара, богохульствует. Она берет на себя смелость судить о Господе, словно о человеке. Это недозволено никому, особенно ей, давно и осознанно грешившей.
— Ну, — поторопил милиционер.
— Я не представляю, во сколько сюда пришла, я не смотрела на часы. Сперва я зашла в фотолабораторию, а оттуда заглянула в комнату и увидела, что там что-то не так. Леонид сидел в кресле в неестественной позе. Я потрогала его лоб. Лоб был холодный. Тогда я позвонила в скорую. У Леонида невралгия, во время приступа он иногда сам вкалывал себе лекарство. Я решила, он ошибся с дозой. Вскоре приехала Марья Васильевна.
— Это все? — уточнил милиционер. Тамара отстраненно подумала, что он даже не назвал свое имя, и кивнула. Разве она рассказала не все?
— Что вы трогали в комнате?
— Не знаю. Ничего.
— Шприц, например.
— Нет.
— А тело… только прикоснулись ко лбу? Это все?
— Да.
— Кстати, Неволин был левша?
— Нет.
Милиционер усмехнулся, пристально взглянув на Тамарины руки. Она по инерции тоже взглянула. Пальцы были в крови. Странно… хотя нет.
— Я порвала несколько фотографий, — ответила на невысказанный вопрос Тамара.
— Зачем?
— Они… они мне не нравились.
Тамара стеснялась сообщать незнакомому мужчине, что запечатлена там обнаженной. Но ведь она не врет ни единым словом!
— Вам не нравились, а вашему сожителю нравились? — уточнил милиционер.
— Кому? — не поняла Тамара.
— Вашему сожителю Леониду Неволину. Он ведь фотограф, так? Это его фотографии вы рвали? У вас с ним что, вышла ссора?
— Хватит, — вмешалась возмущенная Марья Васильевна. — Я сделала девочке укол, она не в себе, и вы не имеете права ее допрашивать.
— Она сама согласилась.
— А я, как врач, возражаю. Не сегодня, ясно?
Милиционер, пожав плечами, кивнул.
— Завтра так завтра. Жду вас в двенадцать тридцать. Надеюсь, к этому времени вы будете в себе.
— Дура ты, — выговаривала Марья Васильевна, на скорой отвозя Тамару домой к матери. — Не надо было вообще отвечать. За ночь все продумай хорошенько, а завтра веди себя умнее. От того, что наболтала сейчас, вполне можешь завтра отказаться. Ты сейчас в шоке. Поняла?
— Он тяжело умирал? — спросила Тамара.
— Заснул и не проснулся. Пять минут — и там. Дай бог каждому.
— Спасибо. Сколько я вам должна?
— По обычной таксе за вызов, лишнего не возьму, — вздохнула Марья Васильевна и задумчиво добавила: — Нельзя зацикливаться на слове «должна», Тамара. Я не деньги имею в виду. В нынешних обстоятельствах твое естественное поведение — беспокоиться только о себе. Плюнуть на окружающих. Это здоровая реакция психики. А если ты вспоминаешь, что должна заплатить корыстной старой врачихе, которая, между прочим, и сама не постесняется стребовать свои денежки, — это неправильно, утверждаю как врач. Корень многих болезней лежит именно в неправильном психологическом настрое.
Тамара слушала и не слышала. Ей казалось, что она умерла и находится в аду. Ад — это место, где рядом нет тех, кого ты любишь, и ты не знаешь, что с ними.
Надежда Дмитриевна, полулежа в постели, смотрела бесконечный сериал. Хорошо, что сейчас телевизором можно управлять при помощи пульта. Люськи не было. Тамара взглянула в заметно осунувшееся, побледневшее лицо, и сердце заледенело еще сильнее. Что она наделала! Мечась по городу после предательства Леонида, она забыла обо всем, даже о матери и о подруге. Люська, разумеется, не могла бросить семью надолго, и мама осталась одна, хотя смертельно этого боялась.
— Мама, — осторожно позвала Тамара. Она ожидала истерики, но нет. Надежда Дмитриевна выключила телевизор, медленно повернула голову и так же медленно произнесла:
— Прости меня, девочка. Сядь сюда. Ты сумеешь меня простить? Я…
— Мама, Леонид умер, — прошептала Тамара одними губами. — Покончил с собой.
Надежда Дмитриевна вздрогнула, затем тихо и искренне заплакала, прижав дочку к себе.
— Ничего, девочка, мы выдержим. Женщины сильные, они выдерживают все. Главное, прости меня, Тамара.
Зазвонил телефон. Он трезвонил с большим упорством, но Тамара не шевельнулась.
— Может, Люська? — неуверенно предположила Надежда Дмитриевна. — Или он звонила тебе на мобильник?
Тамара вытащила из сумки сотовый, включила. Сообщение от Люськи было послано несколько часов назад. "Срочно позвони!"
— С тобою сбрендишь! — возмущенно откликнулась Люська, словно сидела у аппарата. Впрочем, она и сидела. — Мобильник не работает, к домашнему не подходишь. Телефон этого твоего чертова режиссера я не знаю. Я уж боялась, он тебя изнасиловал, и ты сиганула с крыши. С тебя станется. Чего молчишь? Мы с твоей матерью поскандалили, она меня выгнала. Я пыталась с тобой связаться — не смогла. Что случилось?
— Леонид умер, — с трудом заставила себя выговорить Тамара. Ей не хотелось обсуждать это даже с Люськой.
Однако пришлось. Люська примчалась, встревоженная, энергичная и полная сочувствия. Она требовала ответа с непреклонной убежденностью, что имеет на него право и что Тамара жаждет поделиться горем. Легче оказалось коротко объясниться, чем противостоять.
— Невесело, — мрачно констатировала Люська по окончании рассказа. — А хуже всего, что ты, похоже, влипла. Слушай, мне можешь признаться честно. На самом деле все-таки ты или не ты сделала ему этот дурацкий укол? Только не ври, хорошо?
Глава 6
Оперуполномоченный отдела убийств капитан милиции Сергей Корягин был убежден, что его недооценивают. Не только на работе, хотя в первую очередь, разумеется, там, но и в семье тоже, и даже в кругу приятелей. Непонятно, почему так получалось — сговорились все, что ли? Или причина в удаче? Кому-то повезет, например, в карьере — значит, сразу и супруга в восторге, и дети уважают. А кто-то типа него: пашет, как вол, за одну зарплату, взяток не берет, помогает жене нести из магазина сумки с продуктами, покупает дочке модные шмотки — и что, часто слышит «спасибо»? Да никогда. Все его эксплуатируют, поскольку он честный и безотказный.