— Вы были в конторе Бэллоу? — спросил Уилсон.
— Да. Только что оттуда.
— Прекрасная организация, я слышал. Я сам подумываю заняться таким бизнесом. А то здесь, на студии, одни неприятности.
Мы прошли мимо двух полицейских и свернули в узкий проулок между павильонами. На двери одного из них, под номером двенадцать, горел красный сигнал и не переставая звенел звонок. Уилсон остановился около двери. Сидевший на стуле коп кивнул ему и устремил на меня подозрительный взгляд, который с годами появляется у полицейских, как накипь на чайнике.
Сигнал погас, звонок замолчал. Уилсон открыл тяжелую дверь, и мы вошли в павильон. После яркого, солнечного света все здесь показалось мне угольно-черным. Потом я начал различать скопление юпитеров в дальнем углу, остальное пространство громадного павильона казалось пустым.
Мы направились в сторону юпитеров, перешагивая через толстые черные кабели. Перед нами были только деревянные задние стороны декораций.
Вдруг кто-то скомандовал:
— Включите проекционные аппараты!
Зазвенел звонок, загорелись два экрана с проектированными на. них бегущими волнами. Другой человек уже более спокойным голосом сказал:
— Актеров прошу следить за своим положением в кадре. Мы должны, наконец, снять эту сцену... Итак, мотор!
При последнем слове Уилсон замер на месте и задержал меня рукой. Зазвучали голоса актеров, похожие на невнятное бормотание.
Неожиданно один экран погас, и тут же раздалась команда:
— Стоп!
Снова зазвенел звонок и послышался шум движения. Мы с Уилсоном двинулись дальше. Он прошептал мне на ухо:
— Если Нэд Гэммон не снимет эту сцену до ленча, то он живьем съест Торренса.
— О, так здесь снимается Торренс!
Дик Торренс был кинозвездой второй величины и принадлежал к довольно распространенному в Голливуде типу актеров, которые никому не нравятся, но которых за неимением лучшего в конце концов берут.
— Дик, ты согласен проиграть всю сцену сначала?— спросил спокойный мужчина.
В этот момент мы завернули за угол съемочной площадки и увидели декорацию — палубу прогулочной яхты, на которой находились две женщины и трое мужчин. Один пожилой мужчина в спортивном костюме сидел в шезлонге, второй, рыжий, был в белом капитанском мундире. Роль третьего — яхтсмена-любителя— играл Торренс. Он был в синем пиджаке с золотыми пуговицами, белых брюках и красивой фуражке. Одна из женщин, симпатичная брюнетка, была актриса Сьюзен Кроули, вторая — Мэвис Уэльд. Ее тело облегал мокрый белый купальный костюм: предполагалось, будто она только
Что вылезла из воды. Гример брызгал водой на ее лицо, руки и концы белокурых волос.
Торренс не сразу ответил на вопрос режиссера, но Потом без заминки обратился к нему:
— Ты считаешь, что я не знаю текста?
Из темноты в освещенный круг вступил мужчина с седеющими волосами и горящими глазами.
— Да, если ты не путаешь его умышленно,— по-прежнему спокойно ответил он.
— Это происходит потому, что я не привык сниматься перед задней проекцией, которая пропадает в середине сцены.
— Ты прав,— согласился Нэд Гэммон.— Беда только в том, что мы отсняли всего двести метров пленки. Не можешь ли ты провести эту сцену немного быстрее?
Торренс фыркнул:
— Могу ли я провести эту сцену быстрее... А не может ли мисс Уэльд побыстрее перелезть через борт яхты?
Мэвис Уэльд бросила на него презрительный взгляд.
— Мисс Уэльд играет все верно,— возразил режиссер.
Сьюзен Кроули пожала красивыми плечами.
— Мне кажется, Нэд, ей следует немного поторопиться. Она делает все хорошо, по могла бы , играть еще лучше.
— Если бы я играла лучше,— вкрадчиво ответила Мэвис Уэльд,— то я затмила бы тебя. Надеюсь, ты не хочешь, чтобы это случилось в твоей картине, дорогая?
Торренс рассмеялся. Сьюзен Кроули обернулась, бросив на него сердитый взгляд.
— Что здесь смешного, мистер Тринадцать?
Его лицо тут же приняло ледяное выражение.
— Опять это прозвище,— прошипел он.
— Господи, разве ты не знаешь? — удивленно протянула Сьюзен Кроули.—Тебя так называют потому, что если тебе удается какая-то роль, значит, ее отвергли двенадцать человек.
— Понимаю,— холодно проронил Торренс, затем снова разразился смехом и обратился к режиссеру: — О’кей, Нэд! Теперь, когда каждый сорвал злость друг на друге, может, мы сыграем так, как тебе хочется.
Нэд Гэммои кивнул:
— Ничто так не оздоровляет атмосферу, как небольшая ссора. А сейчас давайте продолжим работу.
Он вернулся к камере, помощник режиссера снова дал команду включить проекционные аппараты, и сцена была снята без помех и остановок.
— Стоп,— распорядился Гэммон.— Проявить эту сцену. Все свободны. Объявляется перерыв для ленча.
Актеры спустились со съемочной площадки по грубой деревянной лестнице, кивками здороваясь с Уилсоном. Мэвис Уэльд сошла последней: она задержалась, чтобы надеть купальный халат и пляжные сандалии. Увидев меня, она замерла на месте. Вперед выступил Уилсон.
— Хелло, Джордж,— сказала Мэвис Уилсону, глядя на меня.— Вы ко мне?
— С вами хочет поговорить мистер Марлоу. О’кей?
— Мистер Марлоу?
Уилсон покосился на меня.
— Его прислал Бэллоу. Я думал, вы с ним знакомы.
— Кажется, мы встречались.
Она по-прежнему не сводила с меня глаз,
— В чем дело?
Я молчал.
Секунды через две она сказала:
— Спасибо, Джордж. Пойдемте в мою уборную, мистер Марлоу.
Она повернулась и прошла в дальний угол павильона, где находилась белая с зеленым актерская гримерная с табличкой на двери: «Мисс Уэльд».
Не заходя в нее, она осмотрелась вокруг, потом взглянула на меня своими чудесными синими глазами.
— Итак, мистер Марлоу?
— Вы помните меня?
— Конечно.
— Так не начать ли нам с того, на чем. мы остановились в прошлый раз... Или, может, вы предпочтете начать нес сначала?
— Как вас сюда пропустили? Кто? Почему? Все это требует объяснений.
— Я работаю на вас. Бэллоу уплатил мне задаток и получил от меня расписку.
— Очень остроумно. А если я не хочу, чтобы вы на меня работали?
— Все прикидываетесь?
Я вынул из кармана снимок, сделанный в «Танцорах»; и протянул ей. Она долго и внимательно разглядывала его, потом медленно подняла руку, коснувшись влажных завитков волос, и чуть заметно вздрогнула.
— Ну и что? — спросила она, вскинув на меня дерзкий взгляд.
— У меня есть негатив и несколько отпечатков с него. Вы смогли бы найти их в отеле «Ван-Найз», если бы знали, где искать, и располагали бы большим временем. А если бы он остался в живых, вы купили бы их у него.
— Меня немного знобит,— перебила Мэвис.— Я хочу перекусить.
Она вернула мне снимок.
— Вас немного знобит, и вы хотите перекусить,— повторил я.
Мне показалось, что я различаю биение пульса на ее шее. Но света было мало, и я не был уверен в этом. Она слегка улыбнулась мне, устало, измученно.
— Я не уловила многозначительности ваших слов,— заметила Мэвис.
— Потому что вы слишком много времени проводите на яхтах,— пояснил я.— Я узнал вас и Стилгрейва, так что обладание этим снимком дает мне право на получение бриллиантового собачьего ошейника.
— Хорошо,— сказала она.— Какое обвинение вам угодно мне предъявить?
— Пока не знаю,— ответил я.— Но уточню, если это поможет мне вывести вас из состояния королевской надменности. А пока дрожите и ешьте свой ленч.
— Это займет у вас слишком много времени,— спокойно произнесла она.— И вам нечего продать, кроме своей жизни.
— Я продал бы ее недорого. За пару темных очков, синюю шляпу и за ссадину на голове от удара каблуком женской туфли.
Мэвис Уэльд скривила губы, словно хотела засмеяться, но сдержалась.
— Не забудьте еще о трех пощечинах,— напомнила она.— До свиданья, мистер Марлоу. Вы пришли поздно. Слишком поздно.