— Поздно для меня или для вас?
Она открыла дверь гримерной.
— Думаю, для нас обоих.
И она быстро вошла в комнату, оставив дверь открытой.
— Войдите и закройте дверь,— сказала она.
Я повиновался. Передо мной была не обычная для кинозвезд роскошная гримерная со множеством безделушек и украшений, а здесь находились только самые необходимые вещи: старая кушетка, кресло, небольшой туалетный столик с зеркалом и двумя лампочками по бокам, стул перед ним и поднос для кофе.
Мэвис Уэльд включила круглый электрообогреватель, потом взяла полотенце и стала вытирать влажные концы волос. Я уселся на кушетку и ждал.
— Дайте мне сигарету.
Она отшвырнула в сторону полотенце. Ее лицо приблизилось к моему, когда я дал ей прикурить.
— Как вам понравилась наша-небольшая ссора на яхте?
— Она имела довольно сволочной характер.
— Все актеры — сволочи. Одни больше, другие меньше— вот и вся разница. Таков кинобизнес. В нем есть что-то дешевое. Так было всегда. Было время, когда актеров не пускали в порядочное общество. Большинство из них и теперь не следует пускать. Огромное напряжение, огромная настойчивость — и все это выливается в мелкие грязные сцены, вроде той, какую вы наблюдали.
— Мелкие дрязги,— сказал я.
Она дотронулась пальцем до моей щеки. Палец жег, как раскаленное железо.
— Сколько вы зарабатываете, Марлоу?
— Пятьдесят баксов в день плюс издержки. Столько я запрашиваю, но могу согласиться на двадцать пять и даже меньше.
Я вспомнил о двадцати потрепанных долларах Ор-фамей.
Мэвис Уэльд провела пальцем по моей щеке, и я еле удержался от желания схватить ее в объятия. Она отошла от меня и села в кресло, запахнув халат. Обогреватель согрел комнату.
— Двадцать пять долларов в день? — удивилась она.
— Маленькие одинокие доллары.
— Одинокие?
— Как маяки.
Сна положила ногу на ногу, и комната, казалось, озарилась бледным сиянием ее кожи.
— Можете задавать мне вопросы,— сказала она, не пытаясь прикрыть свои ножки.
— Кто такой Стилгрейв?
— Человек, с которым я знакома уже несколько лет.
Он мне нравится. Ему принадлежит несколько ресторанов. Откуда он приехал, не знаю.
— Но вы хорошо знакомы с ним?
—- Почему вы прямо не спросите, сплю ли я с ним?
— Я не задаю такие, вопросы.
Она рассмеялась и стряхнула пепел с сигареты,
— Мисс Гонзалес с удовольствием рассказала бы вам.
— К черту мисс Гонзалес!
— Почему? Она смуглая, красивая и страстная. К тому же очень сговорчивая.
— И недоступная, как почтовый ящик,— добавил я.— Черт с ней. Вернемся к Стилгрейву. У него были когда-нибудь неприятности?
— А у кого их не бывает?
— Я имею в виду с полицией.
Она удивленно раскрыла глаза, слишком невинно. И смех ее был чересчур серебристым.
— Не говорите глупостей. Какие неприятности с полицией могут быть у человека, стоящего два миллиона долларов?
— Как он заработал их?
— Откуда мне знать?
— Ладно, допустим, вам неизвестно. Сейчас сигарета обожжет ваши пальцы.
Я наклонился и вынул окурок из пальцев Мэвис. Рука ее осталась лежать ладонью вверх на обнаженной ноге. Я дотронулся до ладони кончиком пальца. Она убрала, руку с колена и сжала ее в кулак.
— Не надо! — резко сказала она.
— Почему? В детстве я всегда так делал.
— Вот поэтому и не надо,— Ее дыхание участилось.— Из-за этого я чувствую себя девочкой: очень юной, невинной, но немного испорченной. А я давно уже не девочка.
— Значит, по сути дела вам ничего не известно о Стилгрейве?
— Я хочу, чтобы вы решили, чем сначала будете заниматься: примените ко мне третью степень допроса или займетесь со мной любовью?
— Я не собираюсь это решать,— ответил я.
Минуту помолчав, она сказала:
— Мне действительно нужно поесть, Марлоу. Сегодня я все утро работала. Ведь вы не хотите, чтобы я свалилась от истощения на съемочной площадке, правда?
— Это могут позволить себе только звезды,— ответил я, вставая.— О’кей, я ухожу. Не забывайте, что я работаю на вас. Я не взялся бы за это, если бы думал, что вы убили человека. Но вы были в отеле и очень рисковали. Вам что-то было там нужно.
Она взяла в руки фотографию и посмотрела на нее, закусив губу, потом подняла на меня глаза:
— Вряд ли мне был нужен этот снимок.
— Это был единственный предмет, который он так хорошо спрятал, что его не могли найти. Что в этом снимке такого особенного? Ничего?
Просто вы со Стилгрейвом сидите в кабинете ресторана «Танцоры».
— Ничего особенного,— повторила она.
— Следовательно, подозрительное здесь может быть либо в самом Стилгрейве, либо в дате вашей встречи,
Ее взгляд снова обратился к фото.
— По снимку нельзя судить о дате,— поспешно сказала она.— Разве что в вырезанном куске содержится что-то...
— Вот он.
Я подал ей вырезанную часть фотографии.
— Правда, вам понадобится увеличительное стекло. Покажите этот снимок Стилгрейву и спросите его, означает ли он что-нибудь. Или можете спросить у Бэллоу.
Я направился к выходу.
— И не обманывайтесь, что дату нельзя установить,— обернувшись, добавил я.— Стилгрейв не заблуждается на этот счет..
— Вы строите замок на песке, Марлоу.
— Вы так считаете? — Я серьезно посмотрел на нее.— Вы действительно так считаете? О нет, не может быть. Вы пошли в отель с оружием. Тот человек был убит. Он был известным преступником. Мне удалось найти предмет, который полиция мечтала бы заполучить в свои руки. Потому что этот предмет даст им мотив преступления. Если копы узнают, что я взял эту вещь, они отберут у меня лицензию на право заниматься частным сыском. А если это станет известно кое-кому другому, то я получу удар ножом в шею.
Мэвис неподвижно сидела в кресле, одной рукой сжимая колено, другой упершись в подлокотник кресла.
Все, что мне нужно было сделать,— это повернуть ручку двери и выйти из комнаты. Не знаю почему это мне далось с таким трудом.
Глава 18
В коридоре около двери моей конторы была обычная суета. Я отпер дверь и вошел в приемную с затхлым воздухом. При этом у меня возникло странное чувство: как будто минуты утекают куда-то в вечность, откуда нет возврата. В воздухе стоял запах пыли.
Я открыл дверь в кабинет и вошел. Там тоже пахло затхлостью, пылью и теми же разбитыми надеждами на спокойную жизнь. Я распахнул окна и включил радио, которое заговорило слишком громко, а когда я приглушил звук, на столе затрезвонил телефон. Наверно, он звонил уже не в первый раз. Я снял шляпу, взял трубку и услышал холодный, сдержанный голос Орфа-мей:
— На сей раз это действительно произошло.
— Продолжайте.
— В последний раз я вам солгала, но теперь говорю правду. Я только что разговаривала с Оррином.
— Дальше.
— Вы мне не верите. Я чувствую это по вашему тону.
— По моему тону ничего нельзя определить. Я ведь сыщик. Вы виделись с ним?
— Он звонил мне по телефону из Бэй-сити.
— Подождите.
Я положил трубку на заляпанный чернилами стол и закурил. Спешить не следует, лжецы всегда терпеливы. Затем я снова взял трубку.
— Мы все это проходили в прошлый раз,— заметил я.— Вы слишком забывчивы для своего возраста. Вряд ли это понравится доктору Пугсмиту.
— Прошу вас не дразнить меня. Дело очень серьезное. Оррин получил мое письмо: он заходил на почту за своей корреспонденцией. Из письма он узнал, когда я приехала и где остановилась. Поэтому он позвонил мне. Сейчас он живет у одного врача, с которым познакомился в Бэй-сити, и помогает ему. Помните, я говорила вам, что Оррин два года учился в медицинском институте?
— У этого врача есть фамилия?
— Да, довольно забавная. Доктор Винсент Лагарди.
— Подождите минутку, кто-то стучит в дверь.
Я осторожно положил трубку. Это была моя уловка. Я вынул платок и вытер ладонь руки, державшей трубку. Потом встал, подошел к дверце встроенного шкафа и посмотрел в треснувшее зеркало на свое лицо. Это был я, а никто другой. Только взгляд у меня был напряженный: я живу излишне интенсивной жизнью.