— Любовь, пожалуй, бесцветное слово,— протянула она.— Странно, что такой богатый английский язык, со двоим разнообразным амурным лексиконом, использует именно это слово. Когда я слышу его, мне представляются робкие, невинные девушки в платьях с оборками и в совершенно неподходящем белье.
Я промолчал. Без малейшего труда Долорес изменила тему и вернулась к делу.
— Сейчас Мэвис Уэльд получает за картину семьдесят пять тысяч долларов, а в скором времени, возможно, и ото пятьдесят. Она начала карабкаться на вершину, и ничто не остановит ее. Кроме, может быть, большого скандала.
— Значит, ей нужно открыть глаза на Стилгрейва,— сказал я.— Почему бы вам не сделать этого? А между прочим, предположим, будто у нас есть доказательства, что Стилгрейв гангстер. Как он отнесется к тому, что мы будем шантажировать мисс Уэльд?
— Разве он об этом узнает? Вряд ли Мэвис расскажет ему. Думаю, она не посвящает его в свои дела. Но нас это не касается, раз в наших руках есть доказательство и ей это известно.
Долорес потянулась рукой в перчатке к черной сумочке, но, раздумав, постучала пальцами по краю стола и снова положила руку на колени. Она больше не смотрела на сумочку, я тоже.
— Вам никогда не приходило в голову, что у меня могут быть определенные обязательства перед мисс Уэльд? — вставая, спросил я.
Долорес улыбнулась.
— А поскольку это так,— продолжал я,— то не считаете ли вы, что вам пора убраться из моей конторы ко всем чертям?
Она привстала, опершись на ручку кресла и все еще улыбаясь. Воспользовавшись удобным моментом, я схватил ее сумочку. В глазах Долорес зажглось пламя ярости. Открыв сумочку, я порылся в ней и вынул оттуда белый конверт, показавшийся довольно знакомым. Из него я достал снимок, сделанный в «Танцорах». Он состоял из двух- частей и был наклеен на листок бумаги.
Я закрыл сумочку и перебросил ее хозяйке. Она стояла молча.
— Любопытно,— сказал я, щелкнув пальцем по глянцевому снимку.— Если это не подделка. Это Стил-грейв?
Долорес рассмеялась:
— Вы такой забавный тип, амиго. Правда, забавный. Я не знала, что в наше время еще не перевелись подобные люди.
— Довоенное производство,— сыронизировал я.— С каждым днем нас становится все меньше и меньше.— И добавил: — Где вы взяли этот снимок?
Она протянула руку через стол:
— 'Отдайте его мне, пожалуйста.
— Я верну его Мэвис Уэльд. Сожалею, мисс Гонзалес, но из меня никогда не получится шантажиста, У меня просто не хватает для этого обаяния.
— Верните снимок! — крикнула она.— Если вы этого не сделаете...
Она осеклась, и на ее красивом лице появилось презрение.
— Прекрасно, я сама во всем виновата,— секунду спустя проговорила она.— Я приняла вас за умного человека, а вы оказались обычным дураком-сыщиком. Эта обшарпанная контора,— обвела она рукой комнату,— и ваша унылая жизнь должны были подсказать мне, с кем я имею дело.
— Ну теперь вы знаете,— заметил я.
Долорес медленно повернулась и направилась к двери. Я поспешил открыть ее. Долорес вышла, не оглянувшись. У нее была потрясающая походка.
Я вернулся к столу, и тут же зазвонил телефон. Подняв трубку, я услышал голос Кристи Френча:
— Марлоу? Мы хотим видеть тебя в полицейском управлении.
— Прямо сейчас?
— Если не раньше,— ответил он и положил трубку.
Я спрятал склеенный снимок в сейф к остальным, надел шляпу и закрыл окна. Ждать больше нельзя. Я посмотрел на часы: было десять минут пятого. Орфамей могла позвонить с минуты на минуту. Я снял пиджак и запер в стол плечевую кобуру с «люгером». Копы не любят, когда на их территорию приходят с оружием, даже если у вас есть право на ношение его. Им больше нравится, чтобы пред ними представали, смиренно сняв шляпу, и разговаривали почтительно и вежливо.
Я снова взглянул на часы и прислушался. В здании было тихо. Скоро жизнь здесь совсем замрет, и уборщица зашаркает по коридору.
Я надел пиджак, запер дверь в приемную и вышел в коридор. В этот момент раздался телефонный звонок. Я так рванулся к нему, что чуть было не сорвал дверь с петель. Это звонила Орфамей, но мне никогда не приходилось слышать такого голоса: он был не безжизненный й не детский, это был спокойный, холодный, уравновешенный, незнакомый мне голос. Я сразу понял почему.
— Я звоню вам, потому что обещала,— проговорила Она...— Но можете ничего мне не рассказывать. Я ездила туда.
Я сжал трубку обеими руками.
— Понимаю,— ответил я.— Вы ездили туда. И что же?
— Я наняла машину,— сказала Орфамей,— и остановилась на другой стороне улицы. Вы не могли меня заметить, потому что там находится похоронное бюро и стояло много машин. Когда вы вышли из дома, я хотела Последовать за вами, но не знала улиц и вскоре потеряла вас из виду. Тогда я вернулась к дому.
— Зачем?
— По правде говоря, не знаю. У вас был весьма странный вид, когда вы вышли. А может, просто у меня было предчувствие, ведь Оррин мой брат. Итак, я возвратилась и позвонила в дверь. Мне вдруг показалось необходимым во что бы то ни стало войти туда.
— Со мной тоже иногда так бывает,— заметил я.
— Я позвонила в полицию и заявила, что слышала в доме выстрелы,— продолжала она.— Приехали полицейские. Один из них влез в дом через окно, а потом впустил других. Через некоторое время они позволили войти и мне, но задержали меня там, так как пришлось рассказать им все: кто такой Оррин, и что я солгала насчет выстрелов, и о вас тоже.
— Все правильно. Я и сам рассказал бы им обо всем, при первой же с ними встрече,— произнес я,
— Я подвела вас, правда?
— Да.
— Они вас арестуют?
— Во всяком случае, могут.
— Вы оставили Оррина мертвого лежать на полу. Наверно, вы не могли поступить иначе.
— У меня были на то свои причины,— проговорил я.— Вряд ли они покажутся вам убедительными, но они у меня были, А для Оррина это уже не имело значения,
— О, разумеется, у вас были свои причины,— сказала Орфамей.— Вы очень ловкий человек, у вас на все найдутся причины. Что ж, вам придется объяснять их полиции.
— Необязательно.
— Нет, придется,— с непостижимым удовольствием промолвила она.— Обязательно придется. Они заставят вас.
— Не будем спорить на эту тему,— сказал я.— Человек моей профессии в первую очередь должен заботиться о своем клиенте. Иногда, помогая ему, он заходит слишком далеко. Сейчас со мной так и получилось. Я оказался в уязвимой позиции.
— Вы оставили Оррина лежать на полу,— повторила она,— и мне небезразлично, как они поступят с вами. Я буду даже рада, если вас бросят в тюрьму. Держу пари, что вас это нисколько не пугает.
— Конечно,— согласился я.— Встречу это с радостной улыбкой. Вы видели, что Оррин держал в руке?
— Он ничего не держал.
— Ну, может быть, рядом с его рукой что-нибудь лежало?
— Там ничего не лежало. О чем вы говорите?
— Раз нет, так нет. Это даже лучше,— ответил я.— Ну что ж, до свидания. Меня сейчас вызвали в полицейское управление. Желаю вам счастья на случай, если мы больше не увидимся.
— Лучше пожелайте счастья самому себе. Оно вам может пригодиться. Я в ваших пожеланиях не нуждаюсь.
— Я старался помочь вам, чем возможно,— сказал я.— Может быть, если бы вы с самого начала дали бы мне больше информации...
Она нажала на рычаг, не дослушав меня.
Я положил трубку осторожно, как новорожденного младенца, подошел к умывальнику и подставил лицо под холодную струю воды. Потом я сильно растер лицо и посмотрел на себя в зеркало.
«Ты все-таки съехал с отвесной горы»,— подмигнул я своему отражению.
Глава 22
В центре комнаты стоял длинный желтый дубовый стол, местами обожженный сигаретами. За ним сидел Фред Бейфус, перед которым лежала кипа бумаг. В конце стола расположился крупный, дородный мужчина, чье лицо показалось мне знакомым. Я видел его в черно-белом изображении на страницах газет. У него была массивная челюсть, а в зубах зажат плотницкий карандаш.