— Вы шутите,— сердито сказала она.— Это все, чего вы добились за день? Узнали только, что Оррин переехал и что у него было плохое соседство? Это я и без вас знала, мистер Марлоу. Я думала, вы детектив...
Она оборвала фразу.
— Я сделал нечто большее,— возразил я,— дал управляющему джина, просмотрел регистрационную книгу и поговорил с мужчиной по фамилии Хикс. Джордж У. Хикс. Он носит парик. Вероятно, вы с ним не встречались. Он поселился в комнате Оррина, и я подумал, что,' может быть...
Теперь настала моя очередь оставить фразу незаконченной.
Девушка уставилась на меня голубыми глазами, увеличенными стеклами очков. Ее маленький рот был по-прежнему упрямо сжат, руки лежали сцепленными на столе перед ее большой квадратной сумкой, взгляд был неодобрительный.
— Я уплатила вам двадцать баксов за день работы, мистер Марлоу,— холодно сказала она.— Но, по-моему, вы ее не выполнили.
— Это правда,— согласился я,— но день еще не кончился. И не беспокойтесь о своих двадцати баксах. Если хотите, я могу вернуть их вам.
Я достал из ящика стола деньги и бросил их перед ней. Она посмотрела на них, но не взяла, потом подняла на меня глаза:
— Я не имела это в виду, мистер Марлоу, Знаю, вы делаете все, что можете.
— С теми фактами, которыми располагаю.
— Я рассказала вам все, что мне известно,
— Вот в этом я не уверен.
— Ну, я не в силах разубедить вас,— сказала она.— В конце концов, если бы я знала все, что вас интересует, у меня не было бы необходимости нанимать вас для расследования, не правда ли?
— Я не утверждаю, что вы знаете все, что меня интересует,— проговорил я. — Но вы не посвятили меня во все, что мне нужно было знать для проведения работы.
— Во что во все? Я сказала вам правду. Я сестра Оррина и знаю, что он за человек.
— Давно он поступил работать в «Кэл-Вестерн»?
— Я уже говорила вам. Он приехал в Калифорнию примерно год назад и сразу поступил на эту работу.
— Он часто писал домой? До того, как вообще перестал писать.
— Каждую неделю, иногда даже чаще. Он присылал письма по очереди: то маме, то мне. Конечно, они предназначались для нас обеих.
— О чем он писал?
— О работе, о знакомых, о фильмах, которые он смотрел. Или о Калифорнии. О церкви он тоже писал,
— О девушках ничего?
— Не думаю, чтобы Оррина интересовали девушки,
— И он все время жил по тому же адресу?.
Девушка озадаченно кивнула.
— Как давно он перестал писать?
Она задумалась, прижав палец к губам.
— Месяца три-четыре назад.
— Каким числом было датировано его последнее письмо?
— Точно не помню.
— Было ли в нем что-либо необычное?
— Нет,
— У вас есть какие-нибудь родственники или знакомые в Калифорнии?
Девушка как-то странно взглянула на меня, начала было что-то говорить, потом покачала головой.
— Нет.
— О’кей. Теперь я скажу вам, что настораживает меня во всей этой истории. Настораживает, что ни вы, ни ваша мать по-настоящему не обеспокоены происходящим. А по логике вы должны быть чертовски напуганы.
Девушка прижала к груди сумку.
— Вы хотите сказать, что с Оррином что-то произошло? — испуганно спросила она.
— Не знаю. Но на вашем месте, зная характер вашего брата, я не стал бы дожидаться летнего отпуска, чтобы приехать сюда и навести справки. Мне непонятно, почему вы не обратились в полицию с ее мощной организацией для розыска пропавших, а пришли к частному сыщику. И мне непонятно, как ваша старая добрая матушка может день за днем сидеть в Манхэттене, штат Канзас, и спокойно штопать теплое белье священника. От Оррина нет писем, вообще нет никаких известий, а она только вздыхает и принимается за новую пару кальсон..
Девушка резко вскочила.
— Вы грязный, отвратительный тип! — в негодовании воскликнула она.— Не смейте так говорить. Мы с мамой волнуемся.
— Вы беспокоитесь о двадцати баксах,— сказал я.— А насчет Оррина я не знаю, и это меня не интересует. Возьмите ваши деньги, спрячьте их в свою переметную суму и забудьте о том, что мы с вами встречались. Завтра можете предложить эти деньги другому Детективу.
Она сунула деньги в сумку и со злостью щелкнула замком,
— Я не прощу вам этого,— прошипела она сквозь зубы.— Так грубо со мной никто не разговаривал.
Я встал и вышел из-за стола.
— Не переживайте. Может быть, вам это еще понравится.
Я подошел к Орфамей и снял с нее очки. Она отступила на полшага, споткнулась, и я чисто инстинктивно обнял ее, чтобы она не упала. Широко раскрыв глаза, она уперлась руками в мою грудь и попыталась оттолкнуть меня. Я усмехнулся: с таким же успехом мог оттолкнуть меня котенок.
— Без очков ваши глаза выглядят совсем иначе,— заметил я.
Девушка склонила голову и слегка приоткрыла губы.
— Вы так себя ведете со всеми своими клиентками? — нежно произнесла она.
— Я просто не хотел, чтобы вы упали,— объяснил я.
Безвольно опустив руки, она откинулась на мою руку.
— Вы очень внимательны.
Она еще больше расслабилась в моих объятиях. Голова ее была запрокинута назад, веки опущены, подрагивая, а на губах появилась зовущая улыбка, которой ее наверняка никто не учил.
— Вы решили, что я сделала это нарочно? — проронила она.
— Что сделали?
— Оступилась.
Она обняла меня за шею и прижала к себе. Мне ничего другого не оставалось, как поцеловать ее. Сначала ее губы были неподатливые, потом уступили мне.. Орфамей удобно устроилась в моих объятиях и удовлетворенно вздохнула.
— В Манхэттене, штат Канзас, вас арестовали бы за это,— сказала она.
— Меня бы арестовали за одно появление там,— уточнил я.
Она хихикнула и прижала пальцем кончик моего носа. -
— Мне кажется, вам нравятся легкомысленные девушки,— проговорила она, искоса глядя на меня.— Правда, сейчас вам, по крайней мере, не надо вытирать с губ помаду. Но в следующий раз я, может быть, накрашусь.
— Может, вы сядете на пол? — предложил я.— У меня руки затекли.
Она снова хихикнула и высвободилась из моих объятий.
— Вы, верно, подумали, что я уже не раз целовалась,— сказала она.
— Л разве нет? По-моему, девушки только этим и занимаются.
Она кивнула:
— Даже на церковных собраниях они играют в игры с поцелуями.
— Они играют в них и без церковных собраний,— добавил я.
Мы смотрели друг на друга без особого выражения.
— Итак...— наконец сказала Орфамей.
Я вернул ей очки, она надела их. Открыв сумку, она погляделась в зеркальце, затем достала что,-то и зажала в руке.
— Простите меня за упрямство.— Она сунула что-то под бювар на моем столе. Потом улыбнулась, подошла к двери и открыла ее.
— Я позвоню вам,— произнесла она интимным тоном и вышла.
Ее каблучки простучали по. коридору.
Я поднял бювар и достал из-под него скомканные двадцать баксов.
Не успел я вернуться в мыслях к Лестеру Клаузену, как зазвонил телефон. Я рассеянно взял трубку. Раздался мужской голос, громкий, но приглушенный, слов* но говорили через носовой платок.
— Вы Марлоу? — спросил мужчина.
— Да. Слушаю.
— У вас есть сейф?
Мои запасы вежливости на сегодня уже были, исчерпаны.
— Хватит задавать вопросы!—рявкнул я.— Переходите к делу.
— Я задал вам вопрос, Марлоу.
— Ну так я не отвечу на него,— сказал я и положил трубку.
Я потянулся за сигаретой, зная, что этот человек позвонит еще раз. Люди всегда так поступают, Телефон зазвонил, и я снял трубку.
— Если у вас есть для меня предложение,— прорычал я,—то изложите его. И называйте меня «мистер» до тех пор, пока не начнете мне платить.
— Не горячитесь так, приятель. Я попал в трудное положение и нуждаюсь в помощи. Мне нужно кое-что спрятать в сейф на несколько дней. Всего на несколько дней. И на этом вы заработаете немного денег.