Глава VII
Хороший
Ночью лес волновался. И сосны, и лиственные, и кустики, и даже кое-где уже проросшая молодая трава – всё шевелилось, шелестело и шептало вразнобой:
– Пора! Пора!
Лёка открыл глаза и вытаращился на паклю в потолке, пытаясь понять, кто же его зовёт. Неголоса перебивали друг друга, Лёка с трудом расслышал это «Пора», понял только, что из леса – а что там такое, куда там пора?.. Ещё появилось какое-то странное цветочное ощущение: не в животе, как обычно, а под кожей. Оно стучалось, оно щекотало и ничего не говорило. Будто его зовёт кто-то ещё, кто почему-то не может говорить. Умеет, но не может.
– Ты… ты в лесу, да?
Неголос опять толкнул под кожу, Лёка так и не понял, «Да» это или «Нет»: оказывается, и в цветочном мире бывает своя немота. А лес бушевал. Шумели, уже в голос, деревья, Лёка слышал сквозь своё тонкое оконное стекло, охала без неслов молодая травка. Кажется, под ней нагревалась земля…
– Что?!
Лёка сел на кровати. Земля нагревается от солнца, которого ночью нет, в дурацких рассказах, которые читает им эта в школе, и ещё… от огня?! Лёка напрягся изо всех сил, слушая, что же там в лесу. Неужели пожар?! Деревья шумели наперебой, в голос кричали птицы и маленькие животные – и все звали, звали:
– Душно.
– Тяжело.
– Помоги.
И ещё немой неголос толкался под кожей, он хотел что-то сказать, но не мог. Пожар?! Только вот Лёка не чувствовал жара. Тепло – да, земля нагревалась, но не жгла. И всполохи огня он бы наверняка увидел…
Земля шевелилась. Деревья словно обтрясали корни, как люди отряхивают ноги от снега, маленькая травка скатывалась по склону, унося на корешках комья земли.
– Пора!
– Помоги!
…А немой всё бился под кожей, он хотел что-то сказать… Деревья просили не за себя! Это ему, немому, это из-за него… Тяжело. Что-то давит, не даёт говорить, даже на цветочном. Давит. Земля давит!
Лёка вскочил. Земля, он под землёй – тот, кто не может позвать его сам, он пытается выбраться, деревья его слышат… Неужели кого-то закопали живьём?!
Не помня, как оделся, Лёка вылетел во двор. Лопата в дровяном сарае, Лёка сорвал задвижку, схватил на ощупь сразу то, что нужно, бегом, насквозь через соседский двор, через забор – только держись там!
– Бегу!
– Темно.
– Помоги.
Деревья, кусты и животные – все звали сразу со всех сторон: и дальние, и ближние, Лёка не понимал, куда ему бежать, и от ужаса бежал всё быстрее.
Кое-где между деревьями ещё лежал снег. В других местах, где ветки не заслоняют солнечный свет, уже пробивалась молодая травка. Деревья шептали наперебой и оглушительно шумели, будто подгоняли его, ноги сами уносили Лёку дальше и дальше в лес. Он не знал куда, но верил своим ногам. Бежал не спотыкаясь, даже ветки по лицу не задевали: это был знак, что всё правильно, что он правильно бежит, в нужную сторону…
Он остановился как будто не сам. Будто деревья ветками зацепили его за всю одежду сразу, не давая сделать больше ни шагу. Перед ним вздымалась земля.
Лунный свет проходил сквозь верхушки деревьев, освещая голый пятачок земли, небольшой, прямоугольный, как скамейка во дворе. Он шёл трещинами, вздымался, откалывались крупные куски. Они скатывались вниз по склону, а те, что выше, оставались на месте, опрокидываясь земляными глыбами с арбуз величиной. Лёка принялся отбрасывать их лопатой, чтобы не мешали. Этот немой под землёй, он пытается выбраться. Спохватившись, всё-таки спросил:
– Здесь?!
Деревья зашумели в голос без неслов, в пятачке лунного света мелькнула тень ветки. Ветка была странно похожа на человеческую пятерню, точнее, на руку, указывающую пальцем. Здесь. Земля и правда была тёплой, даже сквозь подошвы, сквозь брюки и куртку от неё шло тепло и струилось, искривляясь в воздухе, как дым от костра.
В земле, в том месте, куда указывала ветка, появилась очередная трещина, побежала в сторону. Лёка воткнул туда лопату, поддел. Твёрдая как камень, не вся ещё оттаяла, земля поддавалась с трудом. Лёка напрягся и выкорчевал здоровенный ком – он радостно покатился вниз по склону, Лёка тут же поддел другую трещину. Тепло. Жарко уже.
Сбросил куртку, потому что вспотел меньше чем за минуту, а трещины всё появлялись и появлялись. Земля вздымалась, как кипящая каша, Лёка выворачивал всё новые комья с маленькими корешками. Попадались и большие корни, Лёка их не задевал. Они словно сами шевелились, помогая освободить их от земли. Жарко. Рубашку сбросил. Руки тряслись от напряжения, по-взрослому болела спина, яма росла до обидного медленно.