— Нет.
— Молодец. Захватите ее с собой. Нам в любом случае давно пора познакомиться с бывшим шефом Авроры — с таинственным Армандом. И с его тетушками.
«Дейли Рипортер» от третьего апреля решительно ничего им не сказал. По пути с Ватерлоо они заглянули в редакцию и, ожидая, что газета даст им ключ к загадке, внимательнейшим образом изучили весь номер. Однако ничего хотя бы отдаленно касавшегося Авроры Хоукинз в нем не было, если только ее имя не было изменено. Но и в этом случае не было сообщений о каком-либо событии, которое объясняло бы тот или иной ее поступок.
Лидия вздохнула, читая длинный отчет о прениях в палате общин, Филип отбросил в сторону сообщение о попытке убийства, совершенном кем-то в Глазго, заметку о бракоразводном процессе, в котором обеим сторонам было под сорок, а также коротенькую информацию о теле престарелой женщины, найденном у подножия какого-то утеса.
— Эта разорванная газета не могла иметь никакого значения, — разочарованно сказала Лидия.
— Но, может, им в руки попалась не та страница, — заметил Филип.
— Да, но во всем номере нет ничего, что можно было бы как-то связать с Авророй. Уж во всяком случае, ни о какой автомобильной катастрофе здесь не сообщается. Но тому, что она говорила мне на этот счет, я никогда не верила.
— А зачем ей было лгать? — спросил Филип.
— Наверное, она выдумала это потому, что не хотела сказать, что на самом деле было важного для нее в газете. Мне так кажется.
— Но мы ведь только что установили, что в газете вообще ничего важного нет, — напомнил Филип.
— Да, установили. Нет здесь ничего и об Арманде, у которого она работала. А вы все объявления о предстоящих браках прочли?
— Да. Но, если она пользовалась чужим именем, она могла фигурировать в объявлениях и как Мэй Смит, как Джоун Браун, Хефсиба или как там еще.
Лидия взяла его под руку:
— Не надо так из-за этого расстраиваться.
Он слегка улыбнулся своей иронической улыбкой:
— Давайте не будем говорить о том, что и без того ясно. Решено? Здесь мы никаких результатов не добились. Что нам дальше делать? Пойдемте ко мне домой, и я напишу ваш портрет.
Она отодвинулась от него и аккуратно вложила газету назад в подшивку.
— А я-то думала, вам пошел на пользу урок — чем оборачивается дело, когда вы хватаете первых встречных женщин, чтобы их рисовать!
«Но его не проведешь», — подумала Лидия. По взгляду, брошенному искоса на нее Филипом, она поняла, что он услыхал невысказанные слова, скрывавшиеся под ее строгим упреком.
Прямо откликаясь на ее личную скорбь, он сказал:
— Вы в высшей степени подходите для изображения на колете. Я вижу вас на фоне темно-красного театрального занавеса. Просто, но эффектно.
Служащий редакции, сидевший за столом, наблюдал за ними и с любопытством прислушивался к их разговору.
Лидия вздернула подбородок:
— В таком случае пошли, Амигони. Зря время теряем.
— Критики вспоминают не итальянца семнадцатого века, а Гогена. Ну, а к критикам обязательно надо прислушиваться. Вы ведь не видели моих темнокожих красоток. Вам необходимо побывать в моей студии. Ладно, я в данную минуту не буду больше на вас нажимать.
Они вынуждены были продолжать разговор в этом тоне, ибо в противном случае оба рисковали застать Аврору сидящей в студии Филипа, прекрасно держащей себя и ослепительно красивой, ждущей его прихода.
Лидия, к стыду своему, почувствовала, что увидеть там Аврору было бы для нее просто непереносимо. Даже несмотря на то, что точно установить ее местонахождение было чрезвычайно важно.
— Вы пойдете со мной на квартиру к Авроре? — спросила она.
— А вы идете туда?
— Конечно. Хочу посмотреть, не произошло ли там чего со вчерашнего дня. Среди вещей, которые Аврора оставила дома, я нашла ключ. Мы можем побеседовать с Джун Берч, если никого другого там не окажется. Но это еще не все. Я решила оставаться в квартире Авроры до тех пор, пока она туда не вернется.
— Это еще зачем? — На этот раз он с некоторой тревогой сосредоточил все свое внимание на ней.
— Потому что это, без сомнения, простой и логичный шаг. Я точно узнаю, когда Аврора вернется, а если не вернется — то есть если в самом деле приключилось что-то скверное, — может, я смогу выяснить, кто ее друзья, кто ей звонит или пишет за нее письма.
— И у кого имеется ключ от ее квартиры, — резким тоном добавил Филип.
— Ну что ж, и это тоже. Но я не думаю, что на этот счет следует беспокоиться, потому что, полагаю, это тот мужчина, за которого, как сказано в письме, она выходит замуж. Так что они вернутся оба. И пожалуйста, Филип, не разводите вокруг этого никакой суеты. Я поступаю так потому, что Аврора — моя сводная сестра и это мой долг. Когда-то я была очень к ней привязана. Наверное, привязана до сих пор, хотя я больше не знаю, что она за человек. Но, если она вышла за кого-то другого, то, что с ней произойдет, вас, Филип, больше не касается. Так что не надо возражать против того, что я собираюсь делать. Потому что я просто не стану вас слушать.
Филип взял ее за руку повыше локтя:
— Не поговорить ли нам об этом на улице? А возражать я все-таки буду, и самым решительным образом. Не из-за Авроры. Из-за вас.
Они вышли на солнечный свет. Мимо с ревом проносились машины. Продавец цветов протянул в их сторону букет желтых роз.
— Из-за вас, Лидия, — повторил Филип.
— Я не глухая, — произнесла Лидия, но таким тихим голосом, что сама усомнилась, услыхал ли он ее за грохотом автомобилей. Конечно, он думал о ней. Одну из сестер он уже потерял. Зачем же терять и другую? Любит он ее или нет — не важно.
— Тем не менее, — произнесла она, — я твердо намерена остаться там жить. И, собственно, почему мне не следует этого делать? Мне так или иначе надо устроиться на работу, а жить все равно где-то нужно. Аврора ничего не будет иметь против. Я ей все объясню, когда она вернется.
Филип взял протянутый продавцом букет роз и заплатил за него.
— Ну, раз так, цветы нам не помешают — в квартире станет светлее, — сказал он.
В квартире Авроры на первый взгляд все было совершенно так же, как в прошлый раз, кроме писем в вестибюле. Собственно говоря, там лежало только одно письмо. Кроме него имелось еще три незапечатанных конверта, в них были рекламные листовки и счета.
Письмо было адресовано мисс А. Хоукинз. Почерк дрожащий, неровный. Возможно, писал пожилой человек или как предположил Филип, письмо писано левой рукой.
— Зачем? — без обиняков спросила его Лидия.
— Ну ясно — чтобы изменить свой настоящий почерк. Если вы ищете тайну, мы вполне можем сами ее сочинить.
— Ну что ж, скоро увидим, — решительным тоном заявила Лидия. Я вскрою этот конверт.
Листок бумаги в конверте оказался заполненным тем же дрожащим почерком. Это было письмо, официальное по тону и старомодное по стилю.
«Дорогая мисс Хоукинз!
Извините, что я опять вам пишу, а также умоляю вас простить меня за то, что отнимаю у вас бесценное время.
Погода стоит такая чарующая, что вчера я отважилась нанести вам визит. Но, увы! Мне не повезло, я не застала вас дома. Тем не менее я не жалею о том, что вышла, — мне это пошло на пользу. Весь путь, в оба конца, я проделала пешком, хотя это утомительно и подошвы от таких прогулок снашиваются. Зато я сэкономила на плате за проезд в автобусе, а она, как вы знаете, нынче немалая. Но цель данного письма — сообщить вам, что моя сестра еще не вернулась, и я начинаю сильно за нее тревожиться. Я опять посетила отель, в котором она живет, но услышала только, что она до сих пор не вернулась и никаких вестей от нее они не получали.
Моя квартирная хозяйка не отличается долготерпением и начинает вести себя весьма неприятно. Она говорит, что позволит мне остаться в квартире, где я живу, только еще одну неделю, но лишь при условии, если моя сестра, как обычно, переведет положенную плату по почте.
Если она забыла сделать перевод, а мне не удастся выяснить, где она находится, я окажусь в весьма плачевном положении. Я уверена, дорогая мисс Хоукинз, что вы это понимаете. Беспокою вас этим пространным письмом лишь потому, что надеюсь, что вы, с присущей вам добротой, сможете убедить мистера Виллетта как-то уладить вопрос о моем местожительстве до возвращения сестры. Вы наверняка помните, что обещали сделать все, что сможете.