Днём на светлом, чистом и голубом небе, немного пугающим своей глубиной и тем, что за ним сокрыто не было за белыми облаками видно солнца, но птицы летали и, как обычно, пели свои реферамбы этому миры, в котором они жили в отличие от толпы людей на Земле по-настоящему. Среди небольших тёмно-серых бетонных зданий и построек различного назначения виднелись три высотки с металлическим фасадом и голубыми пристроями по периметру построек внутри которых, между которыми и мимо которых кишели люди, кто безразличный, кто мечтательный, а кто стремящийся к познанию этого мира в поисках правды о нём – у всех свои увлечения, но объединяло их одно – никто эту правду не знал, все были уверенны в безопасности своего существования. В далеке виднелся густой дремучий лес в парковой зоне, как раз мимо которой проходила в этот же день Виолетта, прошедшая мимо Викторины Диковны, что гуляла в этом самом парке и любовалась этими деревьями, наслаждаясь ощущением атмосферы природного покоя. Она размышляла о состоянии дочери постоянно, не отпуская веру в её полное выздоровление и чувствуя, что она все равно в опасности. Внезапно ей стало не по себе, словно внутренности кто-то или что-то наизнанку выворачивает, ей стало смертельно плохо, и она согнулась, уперевшись руками в ближайшее дерево, словно прося у него помощи. Она не знала, что её убивает, но страх был невыносимым, ей хотелось кричать, из глаз потекли слёзы, словно в мольбе о пощаде, но у кого просить пощады? Никого же нет. Кто это делал? Естественным заболеванием это не было – никакой дефект не мог отдавать болью во всех внутренностях разом, потому что естественная боль зональная, она не может распространяться на все органы разом, и Викторина Диковна интуитивно понимала, что это неестественно, ненормально и ничего сделать не могла, кроме как осознать, что её кто-то убивает чем-то ей неведомым. Человеку стало искренне страшно, так страшно ей никогда не было, даже если бы ей приставили дуло ствола к виску ей было бы страшно в десятки раз меньше. Викторина Диковна в этой боли ощутила собственную беспомощность и ничтожность, она не знала просто что ей делать, как ей защитить себя и что это вообще такое. Она отпрянула сквозь дикую боль от дерева, словно каменная самофашистка и рысью понеслась в обратном направлении.
«Домой! Нужно обраться хотя бы до дома! Я не хочу умирать в этом парке! Как хорошо умереть хотя бы дома, хоть я не знаю, что это такое! – подумала бедная Викторина Диковна. – Но с моим ростом явно, что ы это не было ошибка, я чувствую, что будто стала выше, но это не так! Точно! Это же не так! Значит, что бы то не было это мне не указ, какие бы крысы это не осуществляли и чем бы не осуществляли. Зачем я только пошла в этот парк, почему это происходит со мной и моей дочерью?! И все же… все же… Мне почему-то уже сейчас это даже по душе, это приключение, это необычно! Я буду бороться с этим до конца! Я не умру от этого так легко! Интересно, что же со мной происходит и будет ли этой боли конец? Даже когда я в детстве читала сказки, я твёрдо понимала, что в реальной жизни такого не бывает. А теперь я сама угодила словно в кошмарную сказку. Обо мне надо написать книжку, большую, отличную книгу, роман ужасов и мистики, если останусь в живых. Вот доберусь домой и если буду жива сама напишу…»
В этой ситуации любой бы сдался, но Викторина Диковна проявила истинный героизм в борьбе за свою жизнь и сквозь эту агонию дошла до дома, открыла дверь своей квартиры и, хоть боль немного утихла, тело ещё словно кто-то истязал. Пройдя по красивому, дорогому светло-оранжевому деревянному паркету, смотря на белые стены с богатой отделкой и рельефными украшениями она мысленно поблагодарила своего бывшего мужа за остатки былой роскоши и легла на немного дырявый бежевый итальянский диван, после чего от болевого шока потеряла сознание…
Зал суда, роскошное правительственное здание величественно стояло как неприкосновенная цитадель осуждения преступных деяний, откупа от своих преступлений и их оправдания. Однако, при том, что ожидалось бы увидеть огромный небоскрёб, похожий на гигантский космический шаттл с множеством окон и этажей на практике миниатюрненькое трёхэтажное здание с кирпичными людьми в кирпичных стенах, с кирпичными мечтами и твёрдой верой в правосудие – все как полагается в государственном учреждении. Все, кто находился в зале суда обратили внимание на ведомого в клетку для подсудимого Айрата Эриковича, похожего на всем лгущего, никчёмного предателя, участь которого быть уничтоженным собственным обществом, о чём кричало в этот момент все его существо, мучимое чувством вины и психологически-моральных мучений. В ходе судебного процесса каждый присяжный, судья адвокаты – каждый возглашал и утверждал то, что или просто вычитал в протоколе судебного дела или прочих документов, а то некоторые особо умные ориентировались на то, что услышали о других в коридоре за пределами зала суда ещё до начала процесса – вопреки правилам веяло какой-то праздностью и нечистотами в этом помещении правосудия, а карманы судьи горько пустовали, так как не было у Айрата богатых знакомы и сам он был небогат. За это изнасилование он был осуждён на три года тюремного заключения, условный срок ему не дали, так как на момент совершения преступления он был признан вменяемым, а тюрьма в которой он должен был отбывать свой срок ещё больше удручала мужчину, хоть и было ему безразлично где отбывать теперь срок. Так Айрат лишился своей свободы и за одно жизненных перспектив, и лишился он их безвозвратно даже сам не зная, почему и зачем так поступил…