- Все! - ликующе воскликнула Грюла. - Я была права! Пусть теперь Восточный Ворон сожрет перо у себя из хвоста!
Вигмар обернулся к ней. Маленькая лисичка из рода огненных великанов мигнула золотыми глазами, переступила лапами, выгнула спину, припала к земле. Над ней реял во тьме целый куст пушистых пламенных хвостов - Вигмар не считал, но был уверен, что Грюла вырастила все пятнадцать. Случай того стоил. Пятнадцать языков подземного огня кружились, то сгибались, то снова выпрямлялись, в лад друг с другом колебались из стороны в сторону, и Вигмару некстати вспомнился кюндельданс - танец с факелами, который танцуют на свадьбах. Некстати, потому что на звериной морде Грюлы было веселое и жестокое выражение, торжество сытого хищника, и Вигмар отвел глаза. Лисица-великан получила желанную жертву. Ее радость претила ему: в ней отражалась дикая, слепая жадность нечеловеческого существа. Существа, для которого не существует ни дружбы, ни любви, ни родственной привязанности. Сейчас Вигмар со всей ясностью понимал: как бы ни была Грюла милостива к нему, она - из рода великанов, и ему, человеку, никогда не будет с ней по пути. По крайней мере, надолго. Сигурд Убийца Фафнира когда-то сказал о себе: "Я зверь благородный". Вигмар не мог сказать такого о себе.
- Уходи отсюда, сейчас я сожгу его, - сказала Грюла, окончив танец. Или ты хочешь взять себе что-нибудь из его золота? На память?
Грюла хихикнула, и Вигмару послышался в ее словах подвох. Он покачал головой:
- Мне хватит копья. Ты говорила, его зовут Поющее Жало? Не думаю, что там есть сокровища лучше его, а зачем мне худшие? Любое сокровище нужно защищать, а это копье само защитит владельца. Ну, я пошел отсюда!
Стараясь не наступить на труп, Вигмар поймал конец веревки, привязанной Стролингами в прошлый раз. Копье в руках мешало, но Вигмар и подумать не мог, чтобы расстаться с таким сокровищем. Это была его добыча, взятая по праву победителя. Заткнув конец древка за пояс, он ухватился за веревку и полез вверх. Могильная тьма разевала ему вслед немую беззубую пасть, но не имела силы удержать.
Оказавшись на поверхности, Вигмар увидел, что уже совсем светло. Пришло утро. Первое за шесть веков утро без оборотня Гаммаль-Хьёрта. Вигмар вынул из-за пояса копье и неспешно пошел прочь, опираясь крепким древком о землю. Оглядывая вересковую долину, густо засеянную золотом, Вигмар почему-то ощущал себя хозяином и кургана, и долины, и даже более дальней округи, не видной отсюда. Как-никак, а теперь эта земля именно ему обязана своим покоем.
Отойдя шагов на двадцать, Вигмар оглянулся.
Над курганом бушевало пламя. Огненные языки вырывались из отверстия могилы, бились, как будто хотели оторваться и улететь, в глубине земли что-то рычало и выло, как сам плененный Фенрир Волк. Вигмар смотрел, не в силах отвести глаз.
Вдруг в могиле что-то гулко ухнуло, и земля стала проседать. Огромный курган, много веков возвышавшийся над долиной, на глазах втягивался в землю. Вигмару подумалось, что Гаммаль-Хьёрт уходит в Хель и забирает с собой свой дом, но тут же он сообразил: просто бревна сгорели и сруб больше не держит землю.
Вершина кургана провалилась, огонь угас. Дым поднимался над широким холмом и уносился в светлеющее небо.
Рядом с Вигмаром возникла Грюла, снова в человеческом облике. Ее лицо было строгим и безумным, как у вёльвы*, в глазах плескались волны пламенного света. Она жгла нечисть просто так - глазами.
- Теперь его больше никто не достанет! - сказала она, не сводя огромных неподвижных глаз с темного облака дыма над курганом.
- Чего? - тихо спросил Вигмар.
- Золото Севера! Люди немало выгребли, чтобы потом рассеять по всей долине, разнести по усадьбам, где оно еще не раз послужит раздорам. Золото приносит удачу не только людям, но и землям. Лучше бы оно лежало себе в земле и Гаммаль-Хьёрт охранял бы его. А теперь оно рассеяно. С ним и сила Квиттинского Севера рассеяна, разорвана в клочья.
Грюла замолчала, глядя огромными застывшими глазами на курган. Все это было похоже на пророчество, и пророчество далеко не доброе. Может, и правда лучше бы золоту мертвеца лежать в земле. Но дело сделано, его не вернешь назад.
- Мало проку от золота, зарытого в землю, - негромко возразил Вигмар. Это копье лежало в могиле безо всякой пользы, а теперь послужит.
Грюла обернулась и посмотрела на него долгим безмолвным взглядом.
- От золота мало проку, пока оно спит, - наконец сказала она. - Но если оно проснется, то может сделать не только благо. Оно может причинить много зла. Поющее Жало звенит перед тем, как нанести смертельный удар. Ты слышал сегодня этот звон. Отныне каждый его удар, нанесенный тобой, будет посвящен мне. Я даю тебе силу, а ты делишься со мной добычей. Мне - духи убитых, а тебе... Ты сам возьмешь то, что тебе будет нужно. А пока прощай.
Грюла повернулась и пошла прочь, с каждым шагом уменьшаясь в росте. Через десяток шагов она стала ростом с ладонь и вдруг совсем исчезла. Она ушла под землю, а позади нее еще долго тлела в вереске и мелкой траве дорожка из красных искр.
Вигмар поднял голову, огляделся. В долине все было как обычно, но теперь он смотрел на нее по-другому. Опираясь на крепкое древко Поющего Жала, он чувствовал себя очень сильным. Где-то ведь есть та земля, где была выкована чаша с бегущими оленями, и сейчас там какая-то другая девушка со смуглыми руками подносит чашу мужчине с косичкой в бороде. Вигмар не знал, где та земля, как зовется то племя и каких богов почитает, но теперь границы мира для него раздвинулись шире, и даже знакомая с рождения долина изменилась. Теперь она была не просто частью Квиттинского Севера или даже Морского Пути, а частью всего земного мира, который оказался так велик, что у него даже нет названия.
- Да ты меня совсем не слушаешь! - с обидой сказала Сольвейг.
Как разбуженный ее голосом, Эрнольв обернулся. Четырнадцатилетняя Сольвейг, маленькая и сероглазая, в облаке длинных золотистых волос казалась похожей на светлого альва, случайно заглянувшего в каменистый Аскрфьорд. Чуть поодаль ее братья Сёльви и Слагви выбирали поставленные на ночь сети, а Сольвейг сидела на носу лодки и с упреком смотрела на Эрнольва.
- Я ведь не выдумываю, как ваша Ингирид, я всегда говорю правду, продолжала девочка. - А завтра вас всех уже здесь не будет, и только норны знают, увидимся ли мы еще. Все может быть.