Теперь впереди, на невысоких, но выносливых лошадях, скакали провожатые – три молодых, похожих один на другого парня. Несмотря на близость грозного царя, они оживленно переговаривались на родном языке, смеялись шуткам, хмурились своим проблемам.
Чем дальше, тем под большим углом забирала вверх тропа. Довольно быстро зеленые лужайки лугов сменились почти сплошным камнем. Каменные стены, каменная почва – лишь иногда попадались неприхотливые, вжатые в камень кустики. Тропу окружили, и, казалось, сдавливали морщинистые, выщербленные стены; где–то очень высоко прорезывалась полоса холодного синего неба. Ветер выл, свистел в трещинах – было неприятно его слушать; но и говорить, и петь не хотелось – казалось, кто–то неведомый внимательно за ними следит.
Весь день подымались – казалось, уже до самого неба можно было достать; ан нет – небо оставалось таким же далеким. Хотя в вышине еще светило солнце – ущелье полнилось тенями. Тени росли, густели – иногда, как живые дергались, тянулись к лицам. И дрожь продирала от их холодных, безжизненных прикосновений. Воины испуганно оглядывались, старались держаться поближе друг к другу. Все чаще слышались вопросы:
– Скоро ли доедем? А кто этот ОН? А может ли ОН прямо сейчас появиться? А можно ли ЕГО одолеть?
Вблизи от Творимира ехали Бриген Марк и маленький человечек с большим черепом. И этот маленький человечек усиленно выдавливал слова:
– Ясно, что ОН – одна из энергетических субстанций, слепленных живой планетой. К сожалению, у нас нет необходимого оборудования, иначе можно было бы вполне конкретно сформулировать функциональные возможности данного существа. Но, по имеющимся сведениям, он поглощает энергию жизни, с тем чтобы…
Но тут маленький человечек сбился. Научные, земные формулировки казались бесконечно далекими, сну подобными – главным сейчас был животный страх перед неведомым, необъяснимым, и сильнейшее желание укрыться, хоть где – хоть за какими–то колокольчиками – лишь бы укрыться!
И уже холодным цветком расцвела первая звезда, когда стены подались в стороны, и открылось широкое, обледенелое поле, в центре которого, словно некий горный гриб, прямо из тверди вырастало кажущееся несокрушимым сооружение.
Вот они подошли. Из темной каменной глубины дверей выступали фигуры древних, грозных воинов. Они глядели вверх, на горы – они казались совсем живыми, хоть и вмерзшими, но при приближении беды готовыми проснуться, и защищать своих постояльцев.
Твердая чешуя льда облепила створки, и пришлось отбивать их клинками. Лед забился и в замочную скважину – его вымораживали факелом. И, пока расчищали проход, уже совсем стемнело. Наползла тучевая завеса – тысячью голодных глоток выл ветрило, а в оставленном недавно ущелье что–то шевелилось, ухало. Несся снег, наползали тени. Но приближалось еще нечто – и это «нечто» было самым страшным.
Наконец двери открыты. Толкая друг друга, неся армии снежинок, вваливались внутрь воины. Наконец все вошли – створки закрыты – десять сильных человек едва смогли установить гранитный брус–запор.
Теперь их провожатые пошли вдоль стен – зажигали вставленные в выемки факелы. И постепенно высветилось их убежище. Главенствовал цвет старого золота. С низкого свода свешивались тысячи и тысячи цепочек, а на конце каждой – железный язык, окруженный литыми бусинами на тончайших нитях. Один воин качнул язык – бусины ударились – раздался тонкий, мелодичный, и очень разнообразный звук. Казалось, стоит внимательнее прислушаться и можно понять слова.
– Нет, не делайте этого! – крикнул один из их провожатых. – Колокольцы не должны петь понапрасну! Вот, когда приблизиться ОН – они запоют все разом. Будет очень громко. Наверно, сегодня вы услышите.
И они действительно услышали.
Только перевалило за полночь, как один колоколец звякнул. До этого все молча сидели, слушали, как снаружи ревет вьюга. А тут, без всякого ветра – этот звон – подобно тончайшей, ледяной игле впился он в воздух. Никто слова не смел сказать, никто и вздохнуть не смел. И только Царь раздраженно ворочал своими черными, вороньими глазами.
Вслед за первым звоном, раздался второй – уже с другой стороны убежища; потом еще и еще. И вот уже раскачиваются, звенят все колокольцы. Звон накатывался валами, в нем тонула наружная буря, однако никто не смел заткнуть уши. Согнанные в дальнем углу лошади, сбились тесной кучей, и тряслись – на их телах выступила пена, глаза безумно выпучились.
И вдруг все почувствовали – буря оборвалась. Снаружи – тишь. Колокольцы напротив раскачивались все сильнее, и иногда выбивались из них рыжие искры. И вдруг звон стал тонуть в чем–то ватном – мертвая тишь пыталась проникнуть внутрь. Несколько минут продолжалась эта незримая борьба, и, наконец тишь отступила. Пуще прежнего грянула на улице буря – теперь это, казавшееся несокрушимым здание, сильно тряслось от чудовищных ударов. Били и в стены, и в крышу – причем одновременно. Некоторые факелы попадали на пол, также и некоторые люди пали – молили о счастливом исходе…
Несколько часов продолжалось неистовство… наконец удары прекратились; колокольцы тоже успокоились. И только люди не могли успокоиться, хоть и усталые – понимали, что до скорого уже рассвета не смогут заснуть.
…На рассвете выходили не выспавшиеся, настороженные. Снаружи открылась мрачная картина: ледовое поле покрылось трещинами, а окружающие скалы были изодраны.
Но ушли тучи, а заря поднималась морозная, ясная – и люди приободрились. Неизвестно откуда пошел слух, что впереди только два перехода, а там все они обретут бессмертие. Этому с готовностью верили, это слушали и пересказывали по сотне раз. На самом деле и земляне, и Царь и ближние к нему люди знали, что до Яслей Богов еще неведомо сколько.
Целый день подъем. Ни единого кустика не попадалось на пути. Кругом лишь снег, лед, да промерзший на многие метры камень. Ветер был холоден и зол – налетал порывами, хлестал лица, слепил глаза.
И вновь пришла мрачность…
Творимир ехал, понурив голову, приговаривал сквозь зубы:
– Ну, дева–птица, куда ж ты пропала? Чего ждешь?..
Ответа не было, и тянулись однообразные, мучительные минуты.
Вместе с сумерками, оказались на ледовом поле с каменным укрытием в центре. Это место ничем не отличалось от первого, за исключением того, что было еще холоднее, и свирепее ревел в скалах ветер.
И ночью вновь пришел ОН. Из всех сил старались колокольчики, и вновь Нечто пыталось поглотить их пение, а потом буянило, и дрожали стены, и падали факелы. Несмотря на сильную усталость, многие не могли заснуть. Не спал и Творимир…
Следующим день поднимались в окружении стен из черного, могильного гранита, которые, словно глянец покрывал твержайший лед. Холод был нестерпимый, больно было дышать. Волосы и одежда покрывались ледовой коркой, и при движении скрипели.
Молодые горцы–провожатые подъехали к Царю и говорили:
– Сегодня мы заночуем в последнем убежище. Да будет вам известно, что убежища эти воздвигли наши предки, чтобы было, где ночевать во время горной охоты. У последнего убежища не достроена одна стена, и мы увидим ЕГО. Тогда вы наверняка повернете.
– Нет. – угрюмо отвечал царь.
– Раз ОН охотиться за Вами – Вы обречены. Только чудо вам поможет.
– Чудо нам и поможет. – отчеканил Царь.
И вот последнее убежище. Над ним, на сотни метров дыбилась стена ледяного гранита, а вокруг застыли жуткие, выдолбленные неведомо кем фигуры. Невозможно описать это ополчившееся каменное море, но больше всего оно напоминало один вопль, одну расползшуюся глотку с тысячами ветвистых клыков. Один воин оступился, повалился на такой клык, и, несмотря на кольчугу – грудь его была пробита. Пористый лед жадно впитал кровь, а клык заметно вырос…
И вот они внутри убежища. Действительно, одна стена оказалась не достроена – зиял пятиметровый проем. Колокольцев здесь было не меньше, чем в первых убежищах. Несмотря на то, что в проем врывался ветрило, колокольцы висели без движенья.