Вместе с сумерками, сгущалось напряжение. Воины сбились кучей, и приготовились провести еще одну бессонную ночь. Истомленные кони дрожали в углу.
И вот снаружи стало совсем темно. Казалось, что в этом мраке ожили каменные зубья, и теперь алчно извиваются, наползают.
Зазвенели колокольцы – сначала тихо, но потом все громче… громче…
Юноши–горцы крикнули:
– Чтобы ни случилось – не смотрите в пролом.
Воины закрывали глаза. Это было невыносимой мукой: недвижимо сидеть, знать, что нечто надвигается; слышать рев. Кто–то не выдержал, заплакал.
Колокольцы раскачивались в полную силу, и, сталкиваясь, метали рыжие искры.
Вдруг наружный рев оборвался, а звон колокольцев притупился.
– Не… двигайтесь… Не… открывайте… глаз… – эти крики горцев поблекли, и ничего не значили.
Сильный жемчужный свет долгожданным теплом обдал Творимира. Он даже вскрикнул от неожиданности, и открыл глаза.
В проломе плавно пролетал ковер глубокого жемчужного цвета. Только вместо нитей сплетали его тела. Они были живы, и счастливы – улыбались Творимиру и звали его негромкими, спокойными голосами:
– …Здесь так хорошо… Тебе незачем идти дальше… Незачем больше страдать… просто шагни к нам – и ты узнаешь ответы на все вопросы…
Все сомнения отпали. Невозможными казались недавние страхи – зачарованный Творимир шагал через застывшие тела.
Когда до живого полотна оставалось не более десяти шагов, среди иных Творимир увидел себя! Зеркального сходства не было, но все же… Преодолев общее течение, этот лик остановился – глаза его расширились, в них была боль…
Творимир остановился, и дальше, с немалым усилием, смог отступить на шаг. Полотно преображалось. Стремительно неслись рваные, темные полосы. Бил не жемчужный, но темно–серый свет. Вместо сплетенных танцем тел, была разодранная в снежинки костяная плоть, из которой проступали перекошенные страданием лики.
– П–р–и–и–и–и–д–и!!! – словно сто тысяч змей разом зашипело, а затем убежище задрожало от титанических ударов.
До самого рассвета бушевала стихия…
* * *
Рассвета не было. Убежище окружал плотный и холодный серый туман.
Обнаружилось, что пропало тридцать человек, их звали, но крики бесследно тонули в тумане.
Маленький человечек с большим черепом приговаривал:
– Что ж, ясно – из долины этот туман виделся бы облачной завесой. Поздравляю – мы поднялись на уровень облаков.
Но никто эти поздравления не принял. Да и сам человечек был мрачен, а на голове его появилось несколько седых прядей. Он ни с кем не поделился, что пережил прошедшей ночью.
Молодые горцы собирались уходить, на прощанье говорили:
– Если выше кто и понимался, то не возвращался… Там сплошные ледяные пики, бездонные, и… там ЕГО обитель. Прощайте…
Горцы ушли, а воины – мрачные, едва сдерживающие ропот, продолжили свой путь. И тут среди каменных зубьев обнаружились остатки тридцати ушедших. Это были ссохшиеся мумии, без глаз, без волос, с темно–желтой, влипшей в кости кожей. Они вмерзли в каменные зубы, и почти уже слились с ними.
Шедший рядом с государем воевода прокашлялся:
– Ведь ночью та Нечисть вновь придет. Нам укрыться негде будет. Все ведь погибнем…
Царь ничего не ответил, и воевода, до самых сумерек не посмел сказать ни одного слова…
И уже в темном вечернем свете, каменно–ледовые стены раздались, и открылся широкий вид. Прямо под их ногами начинался отвесный склон; бездна терялась во мраке, но с другой стороны, верстах в двух высилась иная, еще более гора. Склоны были чернейшие, но в них горели тысячи красных огней.
Первое впечатление было – это не скала, но исполинский многоглазый паук – сейчас прыгнет, раздавит!..
– Нам туда. – сказал Царь.
Бриген Марк нахмурился, проговорил негромко:
– Я помню сведения предварительной разведки. Все эти скалы, пропасти – они действительно были, но окна. Ведь это – исполинское здание. Откуда оно здесь?.. Хотя сведения могли быть неточными. Да и так давно это было…
Бриген осекся: с одной стороны, от падения атмосферной станции прошло не более недели, а с другой, казалось – уже годы минули.
Угрожающе взвыл ветрило, и из бездны пропасти столбом вздыбился снежный вихрь – они поспешили дальше: дорога ныряла в окружение каменных выступов, но, конечно, укрытием это нельзя было назвать. Несколько воинов погибли тогда: их кони обезумели, понесли в сторону, и там, уже не в силах остановиться, заскользили по ледовому пласту – несчастные, вопя, полетели в бездну, где вихрь поглотил свои жертвы.
Совсем стемнело. То ущелье, по которому они двигались, заполнилось непроницаемым, ледяным туманом, который стремительно несся, бил, валил на камни. Выло столь оглушительно, что, для того, чтобы услышать своего соседа, требовалось из всех кричать на ухо.
Творимир не видел ничего, кроме выступающего из черноты, покрытого ледовой коркой крупа соседского коня…
Спереди, с трудом прорезая мрак, плеснул сильно выгибающийся пламень факелов. Десятки мрачных голосов помчались назад по колонне:
– Государь приказывает – привал!.. Привал!..
Творимир понадеялся, что найдена пещера, но нет – лишь выемка в каменной толще. В выемке могло уместиться от силы человек десять, и все места уже были заняты. Конечно, среди укрывшихся был Царь. Также там понабилось несколько знатнейших людей. Иные, также чтившие себя значимыми, начали было орать, доказывать свое первенство, но Царь так на них зыркнул, что они замолкли. Творимир оказался рядом, и увидел, как, зацепляя за трещины, развешивают в выемке колокольцы.
Тут же он увидел и Бриген Марка – ему, единственному среди землян, довелось укрыться. И, хотя Творимир ничего не сказал, Бриген раздраженно забормотал:
– Нам говорили – колокольцы не снимать – но они же не знали, что здесь есть еще укрытия. Колокольцы действуют в каком–либо помещении, а эту выемку можно назвать помещением. Не так ли? И все распределилось по справедливости. Ведь я начальник экспедиции. А кто, как не начальник экспедиции имеет право здесь укрыться?.. Логично, не так ли?
Творимир ничего не ответил, отошел на пару шагов, и присел – прислонился спиной к скале. Из каменной толщи исходил такой холод, что даже и через меховую одежду пробирал. Воины присаживались бок к боку, по рукам пошли бутыли с горячительными напитками. Пили много, но это не помогало. Ужас перед неведомым оставался. Некоторых прямо–таки трясло от страха, кто–то молился, кто–то рыдал, кто–то уже смирился со смертью и сидел тихо.
И вдруг кто–то завопил, и сильно схватил Творимира за плечо. Творимир резко обернулся – там было перекошенное ужасом лицом, но оно быстро и бесследно кануло во мраке…
И разом с нескольких сторон, перебивая друг друга, прорвалось:
– Идет!.. А–а–а!.. Смилуйтесь!.. А–а–а!.. Бежим!.. А–а–а!!!
Вопль перешел в пронзительный визг, и резко оборвался.
Кто–то пробежал с ветром, еще несколько контуров, прорываясь сквозь бурю, устремились в другую сторону. Скала стала сотрясаться от сильнейших ударов; все заполнил нечеловеческий вопль. Сосед Творимира вскочил, и, завывая: «Бежим!» – слепо куда–то бросился.
Творимир сразу решил, что никуда не побежит. И, право, слепо носиться в этом мраке было совершенно бессмысленно.
Вот маленький человечек с большим черепом подполз к выемке, и, сильно трясясь, заголосил:
– Пустите меня! Пустите!
– Прочь! – рявкнул, окруженный раскачивающимися колокольцами Царь.
Человечек потянулся к Бригену Марку, вцепился ему в ногу:
– Пожалуйста… Вы же видите – я маленький… Я как–нибудь калачиком свернусь. Я же очень–очень полезен.
– Отойди, отойди… – раздраженно говорил Бриген, и отпихивал его ногою.
– Да уйди же ты, собака! – рявкнул Царь, и отпихнул несчастного ногою.
Тот забился на темном, смерзшемся снегу, громко зарыдал…
И вдруг навалилась мертвая тишь. Из мрака выступили сцепленные из снежинок тела, перекошенные ужасом лики с темными глазницами. Творимир вжался в каменную стену, и не в силах пошевелиться, глядел на это…