— Иди сюда, если хочешь увидеть своего мальчика на выходные.
Я должна сказать «нет», — подумала она. Я должна сказать, что ты или оставишь меня в покое или я донесу на тебя. Только он занимается этим довольно давно, не так ли? Все знали о Петерсе. Коутс тоже должна была знать, но, несмотря на все ее разговоры о нетерпимости к сексуальным домогательствам, все продолжалось.
Жанетт подошла к маленькому алькову между машинами и встала перед ним, голова опущена, с шваброй в одной руке.
— Туда. Спиной к стене. Забей на швабру, ты можешь её положить.
— Я не хочу, офицер.
У нее болела голова — пульсация за пульсацией. Камера № 7 Крыла B была прямо по коридору, с аспирином на маленькой полочке.
— Ты или идешь сюда, или получаешь Плохой рапорт и теряешь свидание. А я прослежу, чтобы ты получила еще один Плохой рапорт, и пуф, закончились твои хорошие времена.
И мой шанс на условно-досрочное освобождение в следующем году, — подумала Жанетт. Никаких хороших времен, никакого условно-досрочного освобождения, назад к запертому лучу света, дело закрыто.
Она протолкнулась мимо Петерса, и он уперся бедрами в нее, чтобы она почувствовала его член. Она встала у стены. Петерс развернулся. Она чувствовала запах его пота, одеколона и крема для волос. Она была выше, чем он, и через плечо могла видеть свою сокамерницу. Ри перестала полировать стол. Ее глаза были наполнены страхом, тревогой и тем, что могло быть злобой. Она схватила баллончик Плейджа и медленно подняла его. Жанетт начала махать головой. Петерс не видел, он был занят расстегиванием ширинки.
Ри опустила баллончик и возобновила полировку стола, который больше не нуждался в полировке, не нуждался вообще ни в чем.
— А теперь сшиби пепел, — сказал Петерс. — Мне нужно небольшое расслабление. Знаешь, чего я хочу? Хотел бы я, чтобы на твоем месте была Коутс. Хотел бы я, чтобы ее старая плоская задница была приперта к этой стене. Если бы это была она, было бы круто.
Он замер, когда она схватила член. Это было нелепо, правда. У него он был не более трех дюймов, ничего, что он хотел бы показать другим мужчинам, если бы только это не было абсолютно неизбежным, это было смешно. Она знала эту работу. Большинство женщин знает. У парней был пистолет, и вы его разряжали, она была в курсе.
— Полегче, Иисусе! — Прошипел он. Его дыхание отдавало какой-то острой приправой, Слим Джимом или пепперони. — Подожди, дай мне свою руку.
Она дала её ему, и он плюнул ей в ладонь.
— Теперь продолжай. И немного пощекочи мне яйца.
Она сделала, как ей сказали, и пока она это делала, её взгляд зафиксировался на окне за его плечом. Это была техника, которой она начала учиться в одиннадцать лет, когда ее отчим в первый раз к ней прикоснулся, а дальше она оттачивала это мастерство с покойным мужем. Если вы находили что-то, на чем можно задержать взгляд, точку фокусировки, вы могли, как бы выскользнуть из тела, и делать вид, что занимаетесь своими делами, пока в действительности занимались менее увлекательными вещами.
Машина шерифа округа остановилась перед внешними воротами тюрьмы, и Жанетт наблюдала, как она сначала ожидает в пространстве между воротами, а затем сворачивает во двор, как только внутренние ворота открылись. Офицер Коутс, доктор Норкросс и офицер Лэмпли вышли на встречу. Дыхание офицера Петерса, тяжело сопевшего ей в ухо было где-то далеко. Двое полицейских вышли из машины, женщина из-за руля и мужчина с пассажирского сидения. Оба выхватили пистолеты, что предполагало, что их пленница была плохой девочкой, вероятно, будет направлена в Крыло С. Женщина-коп открыла заднюю дверь, из неё вышла другая женщина. Она не показалась Жанетт опасной. Она была красивой, несмотря на синяки на лице. Ее волосы темным потоком лились вниз по спине, изгиб которой позволял даже в мешковатом казенном комбинезоне, который на ней был одет, выглядеть очень круто. Что-то трепетало вокруг ее головы. Большой комар? Мотылек? Жанетт попыталась разглядеть, но не смогла. Задыхающийся Петерс взял писклявую ноту.
Мужчина-офицер взял темноволосую женщину за плечо и довел до входа, где с ней встретились Норкросс и Коутс. Процесс пошел. Женщина прикоснулась к существу, севшему ей на волосы, и, когда она это сделала, ее широкий рот открылся, она подняла голову к небу, и Жанетт увидела, что она смеется, увидела ее блестящие, ровные зубы.
Петерс начал дергаться, его сперма пролилась в ее руку.
Он отступил. Щеки пылали. На его жирном маленьком лице блуждала улыбка, когда он застегивал ширинку.