Вообще же, через пару недель после того как старик Оспак начал учить меня пастушествовать, он повесил на меня это дело и самоустранился. Укус Хвита был моей единственной крупной промашкой, но я потом и сам понял, что сперва взял к жеребцу не тот подход. Скотина меня слушалась, иногда так, что казалось, они почти понимают, что я им говорю. Даже Оспак-ворчун сказал, что я удивительно хорошо лажу с животными. Это в устах старого ворчуна было большой похвалой. Я же, честно говоря считал, что большую часть дела сделали сами звери. Казалось, кроме временами впадающего в придурь Хвита, все мои подчиненные зверушки понимали, что вокруг густые леса с диким зверьем – и человек им единственная защита. Коровы, даже впадая в жвачный ажиотаж не разбредались и не отходили к краю поля. Если какая из них и забывалась, её возвращал на место курирующих бык. Кобылки тоже не дурили.
Кроме того у меня есть и собаки в количестве двух штук. Хари уже стар. Чаще всего он просто валяется рядом со мной, и дрыхнет через губу, развесив седые уши. Старость надо уважать, поэтому я терплю этого адъютанта который своим присутствием приманивает и ко мне всякую летучую кровососущую живность, и даже отгоняю от него наиболее наглых и крупных слепней. Такие мои действия старый пес поощряет одобрительным пыхтением. Просыпается он чаще всего, когда я начинаю разворачивать свой узелок с едой. Команды он в силу старческой глухоты слышит плохо, за исключением той, когда я зову его к колоде со жрачкой – тут его слух чудесным образом на малое время обостряется. Зато второй пес, по имени Виги деятельный и распорядительный мужчина в расцвете сил. Дело свое он знает и без меня. Команды выполняет, как и положено ветерану, без торопыжества, но и без задержки. Как правило он несет свою вахту на другом конце поля, и я знаю, что на него в случае чего можно положиться – об опасности он просигнализирует. Да и не только. Пару раз он сам отгонял волков, еще до того как я успевал прибежать со своим копьецом, и не бросил меня, когда на поле выполз наглый матерый волчище, который не боялся ни меня ни копья в моих руках, и пришлось его брать не на страх а на дело. Только когда я смог кольнуть его в бок, он убрался. После того случая, я вполне стал понимать наших коровьих жвачек, которые жались ко мне и не бродили по окрестностям… Единственным недостатком Виги было, что если я отвлекался, то на кормежке он норовил обожрать старшего пса, ну и вообще тиранит старикана по мелочи. Но тут уж ничего нельзя было поделать. Собаки – животные стайные с четкой иерархией, и старость у них меж собой имеет авторитет только до того момента, пока может подкрепить его силой. В моем же присутствии младшой не баловал. Присутствие авторитетного лидера – гарантия отсутствия неуставных отношений между подчиненными.
Думы об иерархии напомнили мне одну неприятную истину – сейчас я сам – раб. Да, сейчас я сам раб. Но вот что странно – я раб очень благодарный своему хозяину.
В этом нелегко разобраться. Тогда, ушедшей зимой, когда Вермунд объявил мне о моем месте в этом мире, — я конечно взбесился. Благодарность за спасение тут же испарилась. Но я все же был уже не сопливый подросток. "Погоди – сказал я себе – здесь и сейчас криком я ничего не добьюсь. А не для крика я слишком слаб"… Я ведь тогда даже не мог сам толком повернуться, чтобы сходить по нужде… Оказалось, что я провалялся без памяти почти двадцать дней! Иди "двадцать ночей" – как они здесь говорили. Дни они мерили ночами, а сколько прошло лет – зимами. Всё у них здесь шиворот-навыворот…