— Благодарю вас, констебль Фриман, — сказал Морис Клау. — Вы поистине бдительный констебль. Доброго утра, констебль Фриман!
Его глаза за стеклами пенсне довольно блеснули. Но тьма перед моим взором лишь сгустилась: полицейский рассказал нам о событиях, происходивших до полуночи, в то время как Корам, я и Пакстон видели статую на ее обычном месте гораздо позднее! Мои мысли путались.
— Сей кэб был из большого гараже в Брикстоне, — сказал Морис Клау. — Телефонируем мы в брикстонский гараж и узнаем, где найти шофера. Быть может, если Провидение нам не изменит — а Провидение пребывает с праведными — он не ушел еще домой.
Мы позвонили в гараж из телефонной конторы; нам сообщили, что шофер ожидается на работе только к десяти часам. С некоторым трудом нам удалось раздобыть домашний адрес шофера. Мы отправились по указанному адресу и разбудили кэбмена.
— Рослый джентльмен и больная леди, — сказал Морис Клау. — Наняли вас у дома доктора Глисона, близ Бейра-роуд, вчера около полуночи. Вы отвезли их в отель «Савой».
— Нет, сэр. Значится, как мы тронулись, он назвал другой адрес. Я еще подумал, с чего так. Дом 6-а, Ректори-гроув, Олд Таун, Клэпхем[23].
— Дама пришла в себя — нет? Да?
— Чуточку, сэр. Слышал, он с ней говорил. А в дом ее отнес на руках.
— Понятно, — сказал Морис Клау. — Немалая гениальность зря пропала. Однако же, сколь чудесна наука разума!
Морис Клау громко постучал в дверь клэпхемского домика; то было небольшое строение, стоявшее особняком, вдали от дороги. Мы слышали, как кто-то кашлял внутри.
Внезапно дверь распахнулась. Перед нами появился высокий человек ростом не менее шести футов и трех дюймов. Его бритое лицо с изящно вылепленными чертами украшало пенсне.
И тогда Морис Клау произнес фразу, оказавшую на незнакомца удивительное воздействие.
— Никак, Нина подцепила насморк? — громыхнул он. Взгляд человека, стоявшего в дверях, исказила внезапная ярость; он отступил на шаг и сжал громадные кулаки.
— Достаточно, Жан Колетт! — сказал Морис Клау. — Вы не знаете меня, но я знаю вас. Никаких фокусов, иначе явится полиция, а не настырный старый дуралей. Входите, Жан. Мы следуем за вами.
Рослый незнакомец помедлил еще мгновение; я видел на его красивом лице отражение борьбы чувств. Но вот он осознал, что капитуляция неизбежна, пожал плечами и взглянул на моего спутника.
— Входите, господа, — произнес он с отчетливым французским выговором.
Более он не произнес ни слова и провел нас в большую голую комнату в задней части дома. Было бы правильно назвать его жилище лабораторией — но правильно лишь отчасти, ибо одновременно оно служило и студией художника, и мастерской ремесленника. Поспешно озираясь по сторонам, Морис Клау спросил:
— Где она?
Выражение лица Колетта, переводившего взгляд с одного из нас на другого, трудно описать. Затем его губы чуть тронула хитрая и в то же время искренняя и привлекательная улыбка.
— Вы весьма умны, а я умею проигрывать, — заметил он. — Явись вы четырьмя часами позже, опоздали бы на час.
Он пересек комнату, приблизился к высокой ширме и, ухватив ширму за край, опрокинул ее на пол.
Там, на постаменте, возлежала в низком кресле статуя Никрис!
— Успели вы снять пояс и ножной браслет, — громыхнул Клау.
Он был прав. Теперь стало очевидно, что наше появление застало похитителя за работой. Открыв кожаный саквояж, стоявший на полу возле постамента, Колетт извлек недостающие украшения.
— Какие будут приняты меры, господа? — тихо спросил он.
— Никаких мер, Жан, — ответил Морис Клау. — Невозможно, видите ли. Но что задерживало вас так долго?
Ответ был неожиданным.
— Работа требует немало времени, и действовать приходится с осторожностью, чтобы не испортить статую; иначе я снял бы с нее все драгоценности в мастерской мистера Пакстона. Вдобавок, состояние Нины всю ночь не давало мне покоя.
Он посмотрел Клау прямо в глаза. В соседней комнате то и дело раздавался кашель.
— Кто вы, месье? — резко спросил он.
— Всего лишь старый глупец, Жан, знававший Нину в те дни, когда позировала она у Жюльена, — был ответ. — И вас также знавал я в Париже.
Пакстон, Корам, я и Морис Клау сидели в мастерской и задумчиво глядели на возвращенную статую.
— Было столь очевидно, — объяснил Морис Клау, — что об извлечении скульптуры во время отсутствия вашего не могло быть и речи, ибо отсутствовали вы не более тридцати секунд.
— И все же кто-то…
— Не в то время, — загромыхал Морис Клау. — Извлекли Никрис, покуда веселились все вы в доме!
23
Клэпхем — район в южном Лондоне, в начале XX в. символ места, где проживали обычные, средние горожане.