— Два шиллинга десять пенсов. Таксометр сей нуждается в проверке, друг мой. Видел я, как он выщелкивает по два пенни, и заметил, что делает он это всякий раз, когда кэб попадает в яму на мостовой. Итак, я должен заплатить за все выбоины между Уоппингом и Моргейт-стрит. Держите — три шиллинга. Шиллинг четыре пенса компании и еще шиллинг и восемь пенсов для вас.
Он повернулся к нам и приподнял котелок.
— Доброе утро, мистер Сирльз! Доброе утро, мистер Гримсби. Я выставлю городским властям Лондона счет в один шиллинг и шесть пенсов за выбоины. Пройдем же во двор, что вижу я вон там, а по пути изложите вы мне все факты прежде, чем обращусь я к другим, чье мнение, безусловно, будет предвзятым в связи с постигшим их несчастьем.
Мы прошли во двор, и многие клерки следили из окон за пушистой фигуркой Изиды Клау. Во дворе, окруженном конторскими помещениями, стояла тишина.
— Утро холодное, — сказал Морис Клау, — однако же мы остановимся здесь и поговорим.
Гримсби изложил обстоятельства дела, чаще обращаясь к девушке, чем к ее отцу.
— Да, да, да, — заворчал последний, — а эти вопли — крики об убийстве — чем были вызваны?
— В том-то и загадка! — объяснил детектив. — Жаль, что я сразу не побежал вниз. Может, удалось бы что-нибудь разузнать. Я почти ничего не сумел выяснить. Швейцары и клерки сбежались на крики, но ничего не заметили — и никого не нашли!
— Кричавший пропал, а?
— Исчез! Подозреваю, что это была какая-то уловка, хотя не слишком понятно, кому она могла понадобиться.
— Не слишком понятно, вы говорите? — загромыхал Морис Клау. — У вас затуманен интеллект, друг мой!
Гримсби покраснел.
— Конечно, я понимаю, — поспешно добавил он, — что крики должны были отвлечь внимание собравшихся от алмаза. Но обе двери и окно были закрыты, и никакие крики не помогли бы похитителю вынести бриллиант из комнаты, разве не так?
Морис Клау задумчиво пощипал свою редкую бородку.
— Посмотрим, — пророкотал он. — Поднимемся вверх.
Мы вошли в лифт и поднялись в контору господ «Андерсон & братья».
Представители городского комитета с нетерпением ждали таинственного Мориса Клау и с известной долей подозрения готовились к разговору с человеком, который, по всей видимости, заранее знал о планах похищения бриллианта. Но они никак не ожидали увидеть хорошенькую женщину; забавно было наблюдать за выражением их лиц, когда в кабинет мистера Андерсона вошла Изида Клау.
Морис Клау безошибочно распознал среди присутствующих лорда-мэра и владельца кабинета. Он снял котелок.
— Доброе утро, мистер Андерсон! Доброе утро, сэр Майкл! Доброе утро, джентльмены!
— Это мистер Морис Клау, — объяснил Гримсби, — и мисс Клау. Мистер Сирльз.
Мистер Андерсон быстро пододвинул нам стулья. Мы сели. Помедлив, сэр Майкл Кейли прочистил горло.
— Мы в долгу перед вами — кхм — мистер Клау, — начал он, — за то, что вы уделили нам время. Однако, вспоминая ваше письмо…
Морис Клау поднял руку.
— Все весьма просто, — сказал он.
Члены комитета (точнее, те из них, кто не был занят разглядыванием Изиды Клау) смотрели на него с удивленным и озадаченным видом.
— Располагаю я собранием хроник, связанных с историческими драгоценностями. Дабы доказать, что изучил я вопрос, скажу следующее — алмаз, именуемый «Голубой раджа», был найден тринадцатого апреля 1680 года в копях Коллур и украден тем же вечером!
— На чем основывается ваша дата, — с любопытством спросил Андерсон, — и утверждение о том, что алмаз был украден в тот же день?
— Факты суть моя основа, мистер Андерсон, — послышался громогласный ответ, — но скажу вам и больше. Алмаз соотнесен с рождением месяца апреля, и сам «Голубой раджа» родился тринадцатого числа этого месяца. Дабы показать, как связана история его с апрелем, довольно рассказать вам о прекрасной и несчастной Мари де Ламбаль[32]. Величественный этот бриллиант был подарен ей девятого апреля 1790 года и отобран двенадцатого апреля 1792 года по возвращении де Ламбаль из Англии, всего за шесть месяцев до того, как ее красивую голову насадили на пику и поднесли к окну королевы!
Клау сделал внушительную паузу, поводя в воздухе длинными руками.
— Мог бы я изложить вам, — вновь заговорил он, — немало подобных случаев из истории «Голубого раджи» — и произошли все они в неделю до либо после рождения камня. Какое число нынче?
— Тринадцатое апреля! — встрепенулся сэр Майкл Кейли.
32
Здесь говорится о Марии-Луизе Савойской, принцессе де Ламбаль (1749–1792), подруге королевы Марии-Антуанетты, погибшей во время Французской революции: революционная чернь расправилась с ней в Париже в период так наз. «сентябрьских убийств» заключенных.