Клау был прав. На полу рядом с упавшей мумией лежал раскрытый нож!
Гримсби тяжело дышал и удивленно поглядывал на своего пленника. Петтигрю, похоже, еще не осознал, что случилось. Корам нервно прочистил горло.
То была одна из самых странных сцен, какую мне доводилось видеть.
— Мистер Петтигрю, — начал Корам, — не соблаговолите ли объяснить…
— Я дам объяснение вам, — прервал его Морис Клау. — Вы спрашиваете, — и он воздел длинный палец, — зачем было мистеру Петтигрю отрезать голову у собственной мумии? Ответ мой — затем же, зачем отрезал мистер Петтигрю голову у мумии из «Сотбис». Отвечаю — затем же, зачем отрезал он голову мумии в моем доме и явился сюда, дабы отрубить голову четвертой мумии. Что ищет он здесь? Ищет он «Книгу светильников»!
Клау умолк, обводя нас взглядом. Вероятно, за исключением пленника, я один понимал смысл его слов.
— Изложил я мистеру Сирльзу, — продолжал Клау, — историю той книги. Содержался в ней ритуал древней египетской церемониальной магии. Она бесценна; даровала она владельцам своим власть, что превыше власти царей!
Но когда настал конец роду Панхаура, исчезла книга. Где очутилась она? Как гласит весьма редкая летопись — сохранились лишь две копии ее, причем находится одна у меня, другая же у мистера Петтигрю! — была спрятана книга в черепе мумии жреца либо жрицы храма!
Петтигрю глядел на него в немом изумлении.
— Мистер Петтигрю только недавно приобрел ценный манускрипт, где говорится о том; и будучи большим энтузиастом, джентльмены, — он широко развел руки, — ибо все мы, коллекционеры, энтузиастами являемся, принялся мистер Петтигрю за работу, обезглавив первую попавшуюся мумию жрицы того храма. То была его мумия. Но бесценного папируса в ее черепе не было! Все те мумии известны в истории; в Европе их всего лишь пять.
— Пять? — выпалил Петтигрю.
— Да, пять, — ответил Клау. — Вы считали, что только четыре, а? Притворяясь неведущим, позвали вы полицию и показали изуродованную мумию. То было хорошо. То было умно. После того никто не подозревал вас в преступлениях — никто, кроме старого глупца, каковой знал, что приобрели вы вторую копию той ценной, наставительной летописи! И вы, не колеблясь, воспользовались ключами, полученными в качестве попечителя, дабы добраться до мумии Мензье.
Клау обернулся к Гримсби и Кораму.
— Джентльмены, судебного преследования не будет. Лихорадка познания — болезнь, но никогда не преступление.
— Согласен, — отвечал Корам. — Ареста и суда не будет; скандал нам ни к чему. Мистер Петтигрю, мне очень, очень жаль.
Гримсби с кислой миной освободил нашего пленника от наручников. На морщинистом лице Петтигрю появилось странное выражение.
— Больше всего я лично сожалею о том, — сказал он сухо, но с горевшим в глазах пылким огнем истинного исследователя, — и простите мне эти слова, Корам, ибо я глубоко вам обязан — что не смогу теперь отрезать голову четвертой мумии!
Мистер Марк Петтигрю, вне всякого сомнения, был весьма настойчивым, несдержанным на язык и язвительным человеком.
— Это бесполезно, — загрохотал Морис Клау. — Два года назад, в Египте, я нашел пятую мумию! И тогда, — он картинно воздел руки, — я обезглавил ее!
— Что! — вскричал Петтигрю и с безумным взором бросился на Клау.
— Ах! — проговорил Клау, не сдвинувшись с места. — В том-то и вопрос есть — что? И я вам не скажу!
Он извлек из кармана пузырек и увлажнил вербеной лицо мистера Петтигрю.
Суперобложка первого американского издания «Спящего детектива» (Нью-Йорк, 1925).
Эпизод девятый
Привидение в Грейндже
В центре стола горела большая лампа; близ каждого из обедавших мерцала свеча в прозрачном красном подсвечнике; мягкий свет контрастировал со снежно-белыми салфетками и блеском безупречно начищенного серебра, но не мог рассеять тьму вокруг нас. Стол казался освещенным оазисом в пустыне громадного зала. На далеких деревянных панелях стен смутно угадывались очертания рыцарских доспехов и охотничьих трофеев, и я как раз разглядывал их, когда рядом со мной возникла молчаливая фигура дворецкого.
Трое из мужчин, сидевших за столом, были ухожены и одеты в приличествующие случаю обеденные костюмы (осмелюсь и себя включить в их число); громоздкое тело четвертого было облачено во фрак с широкими сатиновыми лацканами, подобный тем, что мне приходилось видеть, если не ошибаюсь, на портретах викторианских знаменитостей. Фрак давно залоснился, и потому не приходилось сомневаться, что он вышел из рук портного викторианской эпохи. Под фраком имелся жилет с высоким вырезом и отворотами; брюки же, скрытые в настоящее время скатертью, относились к иному костюму — вероятно, утреннему — и другому периоду портновского искусства.