Заснуть мне никак не удавалось. Современная меблировка комнаты отнюдь не лишала стены, отделанные мелкими квадратами панельной обшивки, духа седой старины. Единственное окно, посаженное глубоко в стене и выходившее на большой фруктовый сад, словно притягивало надменный рыцарский взгляд; оно послужило бы прекрасным обрамлением для романтической девичьей головки эпохи Стюартов. Но в доме ощущался и мрачный дух времен более давних, более темных, чем дни «Веселого монарха»[46] — дух призрачного зла, черного облака, испускавшего дьявольский смех и непристойный шепот.
В тенях деревьев на дорожке внизу мне виделась серая фигура в рясе с поднятым капюшоном; она быстро пересекала полосы света и замирала, следя за мною зловещим взглядом, в озерах мрака. Милосердный сон не приходил. Морис Клау, не знавший подобных страхов, мог спать — нет, уже спал в самой воронке этой психической бури; но я был сделан из другого теста. Я бывал с ним во многих переделках и видывал немало мрачных преступлений, но потусторонний ужас Грейнджа подтачивал мое мужество.
Грейндж располагался на холме; на северо-востоке, над древесными кронами поросшего лесом склона, возвышалась серая башня, похожая в свете луны на гигантского монаха. Я рассеянно поглядывал на нее. Туда, в Фрайарс-хауз, баронет собирался отступить из захваченного призраками Грейнджа. Закурив трубку, я высунулся из окна, лениво глядя на древнюю башню и размышляя о том, сколько свершилось в ней за долгие века кровавых злодеяний и не превзошли ли они мерзостью те, что оставили призрачный отпечаток на Грейндже.
Ночь была спокойна и тиха. Ни в доме, ни снаружи не слышно было ни звука. Не знаю, сколько времени провел я у окна в полудреме, терзаемый смутными страхами. Меня вернул к действительности громкий вопль. Он расколол тишину ночи и как ножом прошелся по моим нервам. Я выронил трубку, отпрянул от окна и застыл, не в силах пошевелиться от невыносимого ужаса.
— Отец! — раздался пронзительный крик.
И снова:
— Отец! О Боже! Спасите его! Спасите!
То был голос Изиды Клау!
Сопровождая ее отца во время различных расследований, я привык брать с собой оружие и сейчас, держа в руке взведенный пистолет с полной обоймой внутри, выскочил в коридор и бросился к лестнице. Прямо передо мной хлопнула дверь, появился сэр Джеймс, надевая на бегу халат. Мы успели лишь обменяться быстрым взглядом; лицо его было бледно; вместе мы бросились в зал, испещренный пятнами призрачного лунного света.
— Вы слышали? — тяжело дыша, прохрипел сэр Джеймс. — Кричала мисс Клау! Что случилось, во имя Господа? Где она?
Не успел он задать свой вопрос, как мы очутились в бильярдной — и получили ответ. Изида Клау, в халате, наброшенном поверх ночной рубашки, стояла на коленях у кушетки, на которой распростерся ее отец.
— Что случилось? Что случилось? — простонал сэр Джеймс.
Мы подбежали к кушетке.
— Мистер Клау! Мистер Клау! — взывал баронет.
— Все в порядке, друг мой! — послышался громыхающий голос. К моему бесконечному облегчению, Морис Клау привстал и теперь оглядывал нас, поправляя на массивном носу пенсне. — Живу я! Спасен я Наукой разума!
Изида Клау склонила голову на красную подушку, и я заметил, что все тело ее сотрясает дрожь. Впервые на моей памяти ей изменило царственное самообладание; я не знал, что и думать, и только гадал, какая ужасная опасность могла грозить Морису Клау.
— Хвала небесам! — радостно отозвался баронет.
Послышались шаги; в двери бильярдной показались несколько испуганных слуг во главе с дворецким. В комнату протиснулся мистер Климент Лейланд. Его мертвенно-бледное лицо казалось совершенно белым по контрасту с надетым на нем темно-красным халатом.
— Джеймс! — хрипло произнес он. — Этот ужасный крик! Что случилось? Что произошло?
Спальня мистера Климента, как мне было известно, находилась в западном крыле; на таком расстоянии он не мог различить слова, произнесенные Изидой Клау, отчего ее пронзительный крик должен был показаться ему еще более пугающим.
Морис Клау протестующе поднял руку.
— Спокойней, дорогие друзья, — пророкотал он, — суетиться и тревожиться не стоит. Пагубно сие для нервов. Станем же спокойными, станем тихими.
Он положил руку на голову девушки, стоявшей возле него на коленях.
— Изида, дитя мое, сколь тонким инструментом психическое является восприятие! Ты узнала ее, ту опасность, что грозила бедному старому отцу твоему, старому бедному глупцу, что лежит здесь в ожидании погибели! Ты словно знала раньше, чем понял я!
46
«Веселый монарх» — прозвище короля Карла II (1630–1685), правившего Англией и Шотландией с 1660 г.