Но в этот раз, увы, девушка не могла бы похвастать никакой дополнительной информацией, что немного покоробило ее самолюбие и реноме всезнающего человека.
— Увы, Валентина права. — с неделаной грустью в голосе вымолвила Одилия. — Я не располагаю большей информацией об этом господине. Однако верно то, что он мрачен и некрасив, хоть и богат, но живет он так уединенно, что его вполне можно было бы назвать мизантропом. Я не пожелала бы вам такого мужчину ни в друзья, ни, боже вас охрани, в женихи. Я желала бы вам только лучшей судьбы, моя дорогая.
Тем самым подружки Ровены остудили ее первые порывы и заглушили желание узнать об этом господине еще что-нибудь. Таким образом, девушки по взаимному молчаливому согласию закрыли тему и через минуту щебетали уже о другом, снова обретя свою беспечность и веселость.
Наконец, они добрели до конца парка, затратив на прогулку добрых два часа, и принялись ожидать своих родственниц. Те присоединились к девушкам через полчаса и вся компания сойдясь во мнении, что необходим теперь хороший отдых, уселась в беседку. Беседу их прервал час обеда, когда они вынуждены были разъехаться по домам при этом любезно раскланявшись.
Пока коляска уносила тетушку Элизабет и Ровену назад к дому, мадам снова задремала, а Ровене ничего не оставалось, как погрузиться в свои мысли. Вот тут то и всплыл вновь вытесненный из памяти образ незнакомца.
Она пробежалась мыслями с того момента времени, когда заметила его и закончила тем моментом, когда подружки вынудили ее забыться, увлекая дальше по дорожке из тонкого гравия. А что, собственно, ее в нем привлекло?
Ровена тщетно искала хотя бы более или менее подходящий ответ на этот вопрос. Кроме того, что сердце ее дрогнуло и что его образ оказал на нее странный гипнотический эффект, она больше ничего не почувствовала.
Еще она поняла, что он, должно быть, француз, раз носит такую фамилию и приехал в их края недавно, если не проездом. Так как она могла поклясться, что никогда ранее не слышала его имени и тем более не встречала его нигде.
В конце концов поняв, что никаких полезных выводов уже не сделать и что ее воображение пошло по кругу, обратившись к тем же самым вопросам, Ровена силой воли заставила себя отбросить эти мысли и прикрыла глаза, в ожидании прибытия в особняк.
2
Минула неделя. В особняке уже вовсю шли приготовления к приезду сэра Роберта.
Зная, что граф заядлый любитель чистоты и ярый перфекционист тетушка Элизабет приказала слугам отдраить весь особняк и навести порядок везде, где только возможно. Ничто не должно было остаться нетронутым. Слуги, таким образом, начали с гостиной при входе и закончили самой дальней кладовой в доме. Тетушка Элизабет бегала повсюду и собственной персоной проверяла качество их работы. Сама она, к слову сказать, не страдала изъяном перфекционизма, поэтому вся эта канитель давалась ей очень тяжело. Ее глаза, не привыкшие замечать маленького пятна где-то под креслом или небольшой царапины на столе, с трудом скользили от одного предмета к другому, а голова старалась сообразить что бы еще могло не понравиться графу.
На кухне тоже велась активная работа. Как и перед каждым приездом графа тетушка любила побаловать того хорошим застольем в кругу его близких друзей, с которыми он должен был надолго разлучаться в силу специфики своей должности.
Однако ближе к вечеру следующего дня женщины получили записку от графа, в ней он сухо, без дополнительных объяснений сообщил, что не желает видеть большого приема в свою честь, просит ограничиться скромным ужином и созвать только самых близких друзей. Из записки можно было понять, что что-то послужило причиной плохого настроения графа и теперь вряд ли забота двух женщин, которых он тоже давно не видел, могла порадовать его. Записку передал курьер, посланный графом загодя, он же сообщил женщинам, что граф явится на следующий день по утру.
Ровена приуныла от этой новости, а мадам всплеснула руками и принялась высказывать свое негодование из-за объемов проделанной работы, нанесшей урон ее бедной голове и жутко утомившей ноги. Весь вечер тетушка Элизабет не переставала причитать и вздыхать, беспокоясь скорее о впустую потраченных силах, нежели чем о том, почему граф едет домой в плохом настроении.
На следующее утро Ровена и ее тетушка поднялись на заре с целью приукрасить себя и совершить иные утренние приготовления к приезду. Тетушка с вечера позаботилась о завтраке, приказав кухарке приготовить любимые блюда графа, желая поднять тому настроение. Ровена срезала в саду самых красивых цветов и поставила их в огромные вазы при входе в гостиную.
Сэр Роберт прибыл аккурат к завтраку, соблюдая истинно английскую пунктуальность.
Ровена удержала обычные для нее радостные порывы при встрече отца, поприветствовав его так, как ее всегда учила тетушка, желая тем самым угодить ему.
Приветствие тетушки оказалось еще более сдержанным. Далее последовали скромные вопросы о путешествии и прочих мелочах. Граф, не смотря на холодный тон сквозивший в письме, вел себя вполне радостно, стараясь не показывать без надобности свой плохой настрой. Однако от взора его дочери и тети не укрылось то, что действительно он был расстроен какой-то новостью, но старался отогнать дурные мысли от себя, желая сделать приятное обеим своим любимым женщинам.
Завтрак прошел вполне мирно, впрочем, как только выпили кофе сэр Роберт объявил дамам, что устал и желал бы немного отдохнуть до обеда попросив, чтобы его не беспокоили.
Ровена предусмотрительно ни о чем не спрашивала, зная, что отец все равно не расскажет ей о причине своего настроения. Но она так же знала, что немного погодя обо всем узнает тетушка, а она-то не сможет устоять от того, чтобы не поделиться новостями с племянницей.
Вот настало время обеда, а после обеда граф решил прогуляться по саду. Воспользовавшись моментом тетушка Элизабет вызвалась сопровождать его.
Так как она была особа хитрая и осмотрительная, то повела речь издалека. Для начала она осведомилась о здоровье графа, потом о его службе. И, получив довольно убедительные ответы о том, что все здесь замечательно, она сделала вывод, что плохое настроение графа имеет другой источник.
Потом она спросила живы ли и здоровы его друзья и нет ли кого-нибудь, кто расстроил графа плохим стечением дел и обстоятельств, граф заколебался, но и тут заверил тетушку о добром здравии друзей.
— Как вы нас напугали и, признаюсь, расстроили своим посланием. — принялась причитать взволнованная дама. — Ваша дочь сильно переживает за вас. Но стоит обнадежить ее добрыми вестями о вашем здоровье, хорошим положением дел на службе… и, в общем-то, нет ничего такого, о чем бы ей стоило переживать. Разве не это главное, милорд?
— Ты права, моя добрая Элизабет. Раз я здоров, жизни моей не угрожает никакая опасность и пост мой в полной надежности закреплен за мной — вот что главное для спокойствия и счастья моей дочери.
Однако есть один досадный момент, который волнует меня…
— Неужто ваши дела с фермерами идут не важно? Или вы не получили ожидаемую прибыль с ваших владений?
— Неделю назад я получил письмо от одного из местных фермеров, семья Бэрроу. Ты же знаешь, что это одна из самых зажиточных и богатых семей в моих владениях. Так вот отец семейства написал мне письмо о том, что с недавних пор, в силу известных нам обоим причин, их семья вынуждена была набрать кредитов...не такая большая сумма, но это сильно ударило по самолюбию мистера Бэрроу и скупости мадам Бэрроу. Таким образом, они просят меня разрешить им выплачивать временно только половину ренты, пока они не поправят свои дела до тех пор, чтобы смочь выплатить мне всю сумму.
Но и это не все. Сын их, от которого и идут все проблемы, никак не желает угомониться и заняться крестьянским делом, чем вызвал нервный срыв своей ненаглядной матушки, и она вот уже как вторую неделю лежит в постели и не может подняться.