— Джука, помоги мне!
Вот и его дом, дверь, за которой он будет в безопасности, за которой никто не посмеет напасть на него. Он хватает ручку, тянет на себя, расширяя щель, ну быстрее же, быстрее… Тьма за дверью вдруг озаряется красным, и он видит, он видит… Это не его дом, за дверью уходящий в бесконечность тоннель, пещера, из которой тянет затхлостью и тленом, и в ней стоит шаман, с безобразно искаженным лицом, изогнув руки в страшные серпы. А за ним… Выползающее из темноты громадное нечто, ужасное, отнимающее надежду, навсегда…
— Помоги, Джука!
Он дергает дверь, пытаясь ее закрыть, но бесполезно, она стоит, не шелохнувшись. Шаман прыгает на него…
Джука сжался, готовясь встретить неизбежное, и… Открыл глаза. Потолок, серый в ночной темноте, прорезанный полосами пробивающегося через окно лунного света. Где он?
Джука вздохнул, смахнул со лба выступивший пот. Сон, это был только сон. Он дома, в своей постели, рядом тихонько посапывает Лиза. Все хорошо, просто… К горлу подкатил горький комок, спазматически сводя челюсти. Просто зря он слишком подналег на вино на приеме у Вайцельнов.
Джука повертелся, пытаясь принять уютную позу, успокоившую бы его желудок. Зря, зря, конечно зря. А что было делать? Веселиться с танцующей молодежью он, женившись, уже не мог, а слушать про удивительное разнообразие болей в пояснице престарелых матрон, среди которых теперь было его место, и оставаться трезвым оказалось выше его сил.
Джука перелег на живот, подтянул колени к груди. Сглотнул. Нет, пожалуй, надо прогуляться, подышать свежим воздухом.
Купец осторожно, стараясь не разбудить жену, поднялся, накинул халат, прошел по темным комнатам во двор. Как хорошо! Морозный ночной воздух приятно обдувал лицо, отгоняя накатывающую тошноту…
— Джука, — свистящий шепот.
Купец беззвучно выдохнул, схватился за декоративный заборчик, чтобы удержаться на подкашивающихся ногах. Ночной кошмар вдруг стал реальностью. Светящиеся, словно угли, глаза, кривящийся в оскале рот с длинными тонкими клыками… Натуанин.
— Тихо, — натуанин приложил палец ко рту. — Не надо шуметь.
Джука хватал воздух ртом. Натуанин спокойно ждал.
— Что… — купец, наконец, почувствовал, что может говорить. — Что ты здесь делаешь?
— Пришел тебя проведать. Узнать, все ли у тебя в порядке.
— Да, — Джука закивал. — Все. Все хорошо. Да.
— Тебя неделю не было у спящего, — натуанин по-птичьи склонил голову. — Мы волнуемся.
— Я… Мне… Моя жена… — купец растерянно замолчал.
— Тебе мешает жена? — натуанин задумчиво посмотрел на окна спальни.
— Нет! — Джука замотал головой. Его Лиза, его нежная девочка, беззащитно раскинувшаяся на кровати! — Не мешает, совершенно не мешает. Просто… Просто вы неосторожны. Моя жена говорит, в городе слухи о вампирах, люди умирают…
— Мне надо есть, — натуанин помолчал. — Ты прав. Мы это не учли, — снова посмотрел на окна.
— Да, и еще, — затараторил Джука, стараясь увести внимание натуанина от Лизы. — Рабочие, которые несли гроб, они… Здесь, я нанял их здесь, в городе, рабочих, чтобы они помогли мне внести гроб, я не смог бы один. И вот, они рассказывают об этом, про гроб, и это, вместе с мертвыми людьми, и гостиница еще сгорела… Я боюсь, я опасаюсь, что…
— Как их найти? — перебил натуанин.
— Они, они, — Джука облизнул губы, вспоминая. — Бригада Вройнера! — купец улыбнулся, радуясь своей памяти.
— Хорошо, купец, — натуанин присвистнул. — Они замолчат.
— Спасибо, — Джука расслабился.
— Но я хочу тебя предупредить, — натуанин вдруг скользнул вперед, к Джуке. — Ты должен заботиться о спящем, очень хорошо заботиться. И если что-нибудь с ним случится… — Джука почувствовал, как что-то острое коснулось его шеи. Тебе дорога твоя женщина? С нее мы и начнем. У тебя на глазах. Ты меня понял, купец?
— Да, да, — Джука закивал.
— Я слушал тебя сегодня, но это последний раз, — натуанин шагнул назад, растворяясь в тенях. — В следующий раз я слушать не буду.
Джука привалился к дереву, отстранено ощущая щекой шершавость коры. Да, вот и кончился его самообман, за которым он прятался последние дни. Проблема не исчезла оттого, что он перестал ее замечать, проблема по-прежнему существовала. И, раз он не хотел о ней помнить, она напомнила о себе сама.