Да-да, я знаю, что занимаюсь всеми этими отвлеченными разглагольствованиями исключительно в попытках оттянуть тот момент, когда мне придется встретиться с прошлым. Спасибо вам большое, дорогие фрейдисты, что напомнили. Но позвольте спросить: а разве сами вы не сидите сейчас в самолете, уносящем вас от того места, где вы были прежде? Откуда бы вы ни бежали — вас будут ожидать на терминале прибытия. Уж поверьте мне.
Когда я добрался до уха Патси, она нахмурилась и оттолкнула мою руку. Я был изумлен, озадачен, оскорблен; вдобавок она бросила фразочку, что, дескать, наслышана обо мне. Подобная система отношений между мужчиной и женщиной была мне незнакома. Требовалась подсказка. А худшее ожидало впереди.
Когда мне было четырнадцать, я ездил на каникулы в Блэкпул. Как и обещала брошюра, погода стояла чудесная, и в первый же день… все нормально, не надо так кричать! Впредь я буду придерживаться основной темы. Если будете орать, вы можете вызвать у человека ушной спазм.
«Frotter» — это французское слово, которое употреблял Эмиль Золя, имея в виду «тереть» или «растирать». Ну так вот: когда суетливая маленькая ручка Патси расстегнула мою ширинку (расстегните мужчине ширинку, и вы расстегнете его самого) и начала frotter меня, я увидел звезды, о которых Галилей никогда и не мечтал. Я хочу сказать: Солнце вращалось вокруг Земли, но кого это волновало? Уж точно не юного сына мистера Адамсона. Все это, отметим, происходило в спальне Патси на Клаверхаус-роад — спальня, между прочим, выходила окнами на площадку для гольфа в Кейд-парк. Высунув клюшку в раскрытое окно, можно было стукнуть по голове кого-нибудь из членов гольф-клуба.
Хуже всего оказалось проникновение. Я сопротивлялся и увертывался, как мог, но Патси была решительно настроена довести дело до конца. Она забралась на вершину моего предателя-члена и ввела меня в себя. Патси проявила чудеса ловкости, и в конце концов внутри нее оказалось довольно-таки много меня, а Патси все стонала и говорила, что это должно продолжаться весь остаток вечности, и мне уже начинало казаться, что оно и впрямь никогда не закончится. Она охала, и ахала, и билась, и извивалась, как выкинутый на сушу кит, и визжала, но лично я не мог разглядеть, из-за чего вся эта суета. Патси связала мне руки, а моя голова была расположена таким образом, что я никак не мог добраться до ее ушей. Посему я просто лежал на спине и думал о Шотландии.
Через пятнадцать или двадцать минут скачек на моем органе, во время которых Патси стенала, завывала и колошматила меня острыми шишками сосков, выпирающими из грудей, она издала что-то вроде глухого стона и отвалилась. Я тоже отшатнулся, ожидая удара и недоумевая, что я сделал не так.
Но нет: это просто был английский способ достижения клиторального оргазма (?) — гинекологи да простят меня, если я употребил какой-то неправильный термин для обозначения этого дела. Я впервые наблюдал реакцию женщины на эти атавистические утехи и не могу сказать, что пришел в восторг. Стоны и вопли, которые издавала Патси, были звуками боли, и дело касалось не только ее одной.
Непосредственный секс, как я обнаружил в последующие дни, не идет на пользу фаллосу. Мой член зверски болел еще несколько недель, представляете? возможно, в романах Золя деградация облагораживает… Неплохое начало предложения, но что же дальше? Ах да: возможно, в романах Золя деградация облагораживает и все такое, но в реальной жизни эта самая деградация просто-напросто оставляет тебя с больным хером. И вывод: никогда больше не позволяйте женщине снова на вас вскарабкаться.
Такова была Патси — девушка, которая украла мою девственность. Самая унизительная часть этой истории произошла, когда все уже было кончено. Во время акта она превозносила мое совершенство, размеры и стойкость и даже убеждала проявить побольше жестокости к ее персоне (пока я лежал на спине, расслабленный и пассивный, она орала мне в ухо всяческие инструкции, вроде: «Давай-давай, малыш! Трахни меня как следует!»). Но как только Патси обрела свой драгоценный оргазм, я стал для нее чем-то вроде снулой рыбы на разделочной доске. Это было обидно и оскорбительно. Она не предприняла не малейшей попытки посткоитального общения, не спросила, понравилось ли мне, и даже не предложила сигарету. Патси просто слезла с меня, что-то невнятно пробормотала, отвернулась, выключила красный фонарь и улеглась спать. Я был всего лишь очередным скальпом на ее охотничьем поясе. Меня обманули, использовали и лишили спермы, вот и все. Я собрал свою одежду и ушел — из ее комнаты, из ее жизни; бежал — униженный, оскорбленный и лишенный последних остатков собственного достоинства.