— Но мы расстались у дверей, — прибавил я. — Поверьте, сержант: это не я распотрошил шлюшке ухо вязальным крючком.
Ха-ха! Я бы и впрямь оказался в глубоком дерьме, если б произнес вслух последнюю фразу, не так ли? А кроме того, ни в коем случае не следует называть инспектора сержантом.
Во время моей речи лицо Макбрайара оставалось непроницаемым, но я чувствовал, как за его бледным экстерьером крутятся мыслительные колесики. Крошечные бадейки подозрения взлетали вверх и опускались на внутреннем конвейерном ремне, и не было сомнений, что каждый мой ответ тут же помещался в отдельную ячейку — мозговую клетку — для дальнейшего обдумывания и анализа.
— Могу я спросить вас, мистер Адамсон: как вы живете? — закинул удочку Макбрайар, не потрудившись добавить: «во всей этой грязи и убожестве».
Я развел руками, изобразив на лице снисходительное высокомерие принца в изгнании.
— Живу, как видите, сержант, на окраине общества, если так можно выразиться. В настоящее время я являюсь членом самого большого британского клуба разбитых сердец — безработным. Не буду врать, будто мне это нравится, но что ж поделаешь?
— Инспектор, — поправил меня Ангус.
Я снова перевел взгляд на фотографию.
— У девушки только одно ухо, — заметил я, стараясь подавить отрыжку, вызванную вторым. — Возможно, мы имеем дело с каким-то ритуальным убийством? Сатанизм, поклонение дьяволу, все такое? — Я давал Макбрайару своеобразный ключ к разгадке. Вот только достанет ли инспектору мудрости его увидеть?..
— Забавно, что вы сказали это, сэр. — Слова Макбрайара прозвучали многозначительно. Я ожидал продолжения, возможно даже какой-нибудь лаконичной колкости. Но нет; инспектор просто молча смотрел в пространство. Нельзя сказать, что в моей лилипутской халупе его было много.
— Однако ничего забавного в этой фотографии нету, — чопорно произнес я, возвращая ему карточку. — Чье же это произведение?
— Кодак, — сказал он. — О, я понимаю, о чем вы… Ну, сэр, возможно, человек, который это сделал, — сексуальный извращенец. Псих с паховыми проблемами. Вряд ли такое убийство мог совершить нормальный человек…
— Ах ты низкий, лживый ублюдок! — заорал я на Ангуса. Разумеется, только мысленно. Внешне же я был совершенным айсбергом. Вы могли бы бросить пару кубиков меня в джин с тоником. Я вынул из своего чая кусочек перхоти и уставился на инспектора с невозмутимостью человека, переваривающего фарш из уха.
— Скорее всего, это так называемый «слипер», — продолжал Макбрайар, словно читая лекцию ново бранцам. — Далеко не всегда можно распознать его и тем более — предсказать, когда наступит абреакция.
Он мог с тем же успехом сказать: «когда приедет поезд». Псих с паховыми проблемами? Абреакция? Слипер? Это что, какая-то разновидность серег? В любом случае уж кто-кто, а я этой ночью не спал вовсе. Я готовил блюдо из фрагмента головы. Возможно, Анушка обладала многими недостатками, но о ее голове я ничего дурного сказать не могу. Она была превосходна.
Не надо меня одергивать! Я великолепно знал свою роль в той сцене, которую мы разыгрывали с инспектором. Я был второстепенным персонажем, подыгрывающим герою. Помощником в представлении Макбрайара, адресатом его реплик. Да, я отлично все понимал, но не требуйте, чтобы мне это еще и нравилось.
— Абреакция, инспектор?
— Это состояние, когда человек перестает сдерживать эмоции и в полной мере дает им выход. Обычно оно вызывается какими-то внешними раздражителями, — пояснил Ангус, видимо цитируя учебник «Использование внешних раздражителей» или нечто в этом роде.
— Ясно, — сказал я, поскольку теперь так оно и было. — Вы имеете в виду, что этот преступник с виду мог быть самым обычным парнем. — Еще один клочок перхоти спорхнул в мою чашку с чаем, и я выудил его оттуда. — А внутри у него кипел бурный котел разрушительных противоречий? Сверху холодильник, а под ним — ревущее пламя?.. — Что ж, возможно, у меня действительно имеются «паховые проблемы».
— Болезни разума — вещь сложная и неоднозначная, — сообщил мне Ангус, кажется полагая, что я слишком далек от жизни земной, чтобы знать подобные вещи.
— Я понимаю вас, инспектор, — многозначительно произнес я. Последний кусочек съеденного мною уха явно был лишним.
— Нет никаких признаков насильственного вторжения в квартиру, — продолжал Ангус, что было совсем уж ни к чему, поскольку я-то досконально знал, как развивались события. — Вывод: девушка знала убийцу. Обычная ситуация. В девяносто девяти случаях из ста преступником оказывается приятель, родственник или любовник…