Выбрать главу

— Вы встречались с ней во вторник, — решительно начал Макбрайар, и я подумал: «Как же ты должен быть зануден, давая показания во время суда». На миг я возликовал, увидев, что Ангус перепутал день: ведь я убил Лолу в четверг. Впрочем, я тут же опомнился, поскольку день был назван правильно. Я ведь и впрямь встречался с ней во вторник — на Д-стрит.

— На Док-стрит, — прибавил Макбрайар. В отличие от меня, этому человеку неведомы угрызения совести и он не знает, что такое «щадить чувства других». — В доме… — В глазах Ангуса появилось отсутствующее выражение, и я пылко пожелал, чтобы так оно и было… Я имею в виду, чтобы инспектор отсутствовал в моей квартире… «И чем же он закончит?» — спросил я себя. В доме… каком? Запрещенных удовольствий? Шлюх и сводниц? Проституток и гулящих девок? Карточном? Исправительном? Торговом? Восходящего солнца?

— …определенного назначения, — завершил он фразу. — Однако никто не видел, как вы выходили.

Я позволил выводу немного повисеть в воздухе. Позволил — поскольку понятия не имел, каков был этот самый вывод. По прошествии некоторого времени я решил разыграть гражданина обыкновенного и недоумевающего, посему услужливо сообщил Ангусу:

— Я вышел через задний ход, если это имеет значение. Но я по-прежнему не понимаю, при чем здесь моя маленькая прогулка.

Внешне я оставался озадаченным, как пресловутая мартышка, хотя, конечно, был гораздо симпатичнее ее.

— У нас есть основания полагать, — сказал Ангус (плоско, как всегда, я понимаю. Но что же делать честному хроникеру? Сочинить новое Геттисбергское послание[80]?), — что это та самая женщина, чье тело было найдено в отеле «Мак-Адам» в прошлый четверг.

Он снова это сделал! Полностью презрев все инструкции помощников издателей — пусть даже Макбрайар в тот момент не мог этого знать. В самом деле, инспектор был законченным трепачом — возможно, сказывалось общение со слишком многими осведомителями.

— В отеле «Мак…»? — переспросил я. Само собой, я просто тянул время. С тем же успехом можно было насвистывать «Дикси»[81] или мелодию из фильма «В постели с Джейн Остин». Типичная ситуация, когда общаешься с ребятами в синей форме.

У него есть основания полагать! У меня тоже есть, но я же не бегаю по городу и не ору об этом во все горло. И еще одна мысль пришла мне в голову: интересно, сколько времени ежегодно теряет полицейский, сообщая людям факты, которые им и так уже известны? Особенно если речь идет о преступниках вроде меня. Я понимаю, что полицейским нужно побольше двигаться, но, даже если и так, — какой расход денег налогоплательщиков! Предполагается, что мы живем в компьютерный век, так ведь? Или это просто слухи?

— Да, — кивнул Макбрайар, видимо отвечая на мой последний вопрос. А потом полез в карман своего пальто — с таким видом, будто бы собирался извлечь пистолет. «Привет, — подумал я, — вот это и называется суровой справедливостью?» Я уже готов был раскрыть рот и выложить всю правду, предпочитая такой оборот выстрелу в упор, но тут рука Макбрайра вынырнула из кармана, сжимая курносый серо-стальной автоматический карандаш НВ45, который с легким свистящим звуком выплюнул наружу грифель. Неплохой кусок грифеля, скажем прямо. Один человек может использовать его для писания, в то время как другой, например, поверил, что вся его жизнь заключена в восьми дюймах, и может… о, ну я не знаю… скажем, завести котят. Или истерически захихикать. (Да, восемь дюймов! Не так плохо, а?)

Тем временем появился и тонкий блокнот. Макбрайар поглаживал котят, ожидая, пока утихнет мое истерическое хихиканье, а потом протянул мне блокнот и карандаш. Я задумался, не означает ли это, что все описанное мною вам до сих пор было некоторым загадочным сном, принадлежащим кому-то другому. А может, Ангус собирался продиктовать мне свое собственное признание? Впрочем, я быстро припомнил, что в наши дни полицейские обычно диктуют вам ваше же признание. Я судорожно сглотнул и принял у него канцелярские инструменты.

— Вас не затруднит написать для меня три слова? — сладко спросил Ангус, и моя гомофобия немедленно восстала и пришла в действие. Я боялся даже представить ужасное наказание, изобретенное матерыми каторжниками для новичка-заключенного, написавшего полицейскому: «Я тебя люблю». Имейте в виду, что в те дни мы не могли позволить себе застраховаться от укуса мужчины. Сейчас-то, конечно, каждый второй боксер-тяжеловес или регбист-содомит хоть раз в жизни пожевал ухо своего противника.

вернуться

80

Геттисбергское послание — Самая знаменитая речь Авраама Линкольна.

вернуться

81

«Дикси» — Имеется в виду песенка «Земля Дикси» («Dixie's Land»), сочиненная в 1859 году, которая после образования американской Конфедерации стала ее официальным гимном.