Если все забудут о сталкерстве, кто станет рисковать, чтобы «такие, как все» не загнулись от глистов и не подтирались пальцами? Кто достанет мыло, бритвы и порошки, чтобы обыватели не разлагались заживо в сопревших лохмотьях, пожираемые блохами и вшами? И кто двадцать лет назад принес в подземку поросят и лотки с грибами, включил турбину и вскрыл военные склады, чтобы уцелевшие в последней Войне не загнулись в ближайшем будущем?
Может, стоит перестать из зависти называть придурками всех, кто сильнее и отважнее? Или хотя бы учтиво помолчать, а не изливать на них желчь? Куда там. Но в глаза весь этот яд не выскажешь. Для этого нужна смелость на грани безумия, какой у порицателей нет и никогда не будет. Зато оторваться на той, которая не даст сдачи – это всегда пожалуйста. Многие знали, что Кроха не пожалуется отцу. Сталкеры не бегают плакаться в жилетку, это выше их достоинства. Вот работницы и веселились на всю катушку, не стесняясь в выражениях.
– Ну, как сходила? – ехидно спросила Ольга, рыжая бабища лет сорока, выглядевшая на все шестьдесят. И дело было не в тяжелой жизни, а в крепком пойле.
– Чего добыла? – хихикнув, полюбопытствовала Маша, одногодка Арины, гнилозубая и смердящая, как тухлая селедка. Бродяги, конечно, обеспечат и мылом, и гелем для душа, и пастой со щеткой, но следить за собой насильно не заставят. А надо бы, пока красавица не заразила станцию чесоткой, паразитами или чем похуже.
– Надеюсь, мужика, – хмыкнула Анька по кличке Пулеметчица. Нет, оружия она отродясь в руках не держала, но за скромную плату строчила всем желающим, как из пулемета. Несмотря на внешность Бабы-Яги, охотников пострелять находилось немало. Как говорится, умелые руки всегда в цене.
Кроха молча принялась за работу. Давно уяснила себе – спорить бесполезно. Проще переубедить камень, чем живущих одним днем и трясущихся лишь за самих себя. Данте написал над входом в ад: «Оставь надежду…». То же изречение смело можно было вешать в свинарнике.
– Баба-сталкер, – хмыкнула Ольга. – Кому сказать – обхохочутся.
– Вот-вот, – поддакнула Яга. – Не бабье это дело – наверху шастать. Дома сидеть надо, за очагом следить.
Грязнуля гнусаво угукнула, испустив зловонный миазм, от которого не спас бы и противогаз. Кроха однажды сама убедилась.
– Наша доля – деток рожать, – продолжила пьяница. – А то вымрем, как мухи.
– Вот-вот. Захватит нас Безымянка – и все. Станем заложницами у ихнего бугра. Или наложницами? Заложницы, наложницы… какая, блин, разница. Главное – худо будет. А бродяги – конченые. Ума нет – вот и прутся на верную смерть. А кто нас любить-беречь будет? От дикарей защищать?
– Верно, подруга, – охотно согласилась рыжая. – Умный мужик головой зарабатывает, а дурак мутантам хвосты крутит. Взять Дока нашенского – никогда снаружи не был, а целый вагон получил. И все твои сталкеры – герои сраные – к нему на поклон бегают, подачки носят. На кой своими руками жар загребать, если чужих полно?
– Угу, – сказала Маша.
Кроха как-то читала в журнале про старые фильмы о Трусе, Балбесе и Бывалом. Ей же повезло трудиться с Чушкой, Синькой и Шалавой, которые тоже строили всякие козни. Сильно пакостить побаивались, но нытья и безнадеги выливали ушат за ушатом, изо всех сил пытаясь потушить огонек надежды и отбить всякое желание стремиться и действовать. Иначе говоря – превратить в себе подобных, как те вампиры.
Поразительно, но даже несмотря на косные умы и заплесневелые душонки, Арина не считала женщин такими уж плохими. Она искренне верила, что свет горит во всех, просто одни сияют ярко, как плафоны в лазарете, а другие тускло – словно далекие костры дозорных.
Кроха видела звезды лишь на картинках в рваных пыльных книгах. Из них же знала, что махонькие искорки в ночном небе – на самом деле такие же большие, как Солнце в полдень (с которым, к слову, девушка тоже была знакома лишь заочно). А многие – в сотни и тысячи раз больше. Справедливо ли судить о них с Земли, откуда почти все они кажутся одинаковыми, особенно если смотреть невооруженным глазом. Так и с людьми. Те, кто далек от тебя, могут показаться злыми и неприветливыми. Но, сблизившись, обернутся совсем другой стороной.
Взять, к примеру, один поучительный случай. Арина вырастила из нежного розового поросеночка целую гору сала с толстенной волосатой шкурой. И все это время считала ее чуть ли не своим домашним питомцем, даже имя придумала – Хвостик. И вот однажды хозяйка протянула любимице кусок грибного хлебца, а та и хряпнула за пальцы, будто голодный бегемот.
Ольга, которую Арина прежде считала самой трусливой, яростной львицей накинулась на обидчицу и хлестала лопаткой по рылу, пока та не разжала пасть. Грязнуля наложила шины, да так умело, что сам Док похвалил. Сказал, если бы не Маша, на гитаре тебе не играть. А мелочная и жадная Анька безропотно помогала с работой целый месяц, пока не сняли гипс. И ничего не потребовала взамен, хотя Спас мог принести снаружи любую вещь. Тогда-то девушка нашла подтверждение тому, о чем читала с детства: каждый способен на добрые поступки. И осознала, что даже близкий друг запросто может укусить.