Такси ползком преодолело последние несколько ярдов; Тони стонал, что ему негде будет развернуться, что его машина не приспособлена для таких отвратительных дорог, что он потребует оплатить ему покраску, если заметит хоть одну царапину.
Селина его почти не слушала. Томеу распахнул зеленую входную дверь и нырнул в дом, волоча свои тяжелые корзины. Такси подпрыгнуло, замерло на месте, и Селина выбралась наружу.
Тони сказал:
— Я поеду развернусь, а потом приду за деньгами.
— Хорошо, — с отсутствующим видом отозвалась Селина, глядя на открытую дверь. — Езжайте.
Он с таким ожесточением сорвался с места, что ей пришлось отскочить на обочину, чтобы колесо не проехало ей по ногам. Когда машина скрылась, Селина перешла дорогу, ступила в тень сосны и осторожно перешагнула порог Каса Барко.
Она думала, что окажется в маленьком домике, но вместо этого обнаружила внутри одно просторное помещение с высокими потолками. Ставни на окнах были закрыты, внутри — прохладно и темно. Кухню заменял отделенный барной стойкой закуток, в котором она обнаружила Томеу, — стоя на коленях, он загружал провизию в маленький холодильник.
Увидев, что она смотрит на него, перегнувшись через стойку, Томеу поднял глаза и улыбнулся.
Селина спросила:
— Сеньор Дайер?
Он покачал головой.
— No aquí.
No aquí. Нет дома. Сердце ее упало. Он еще не вернулся из Сан-Антонио, значит, ей придется уговаривать Тони подождать, извиняться, призывать его быть терпеливым, — и это при том что оба они понятия не имеют, сколько времени может продлиться ожидание.
Томеу что-то сказал. Селина растерянно посмотрела на него. Чтобы показать, о чем он ее просит, Томеу выбрался из-за стойки и, подойдя к дальней стене, начал открывать ставни. В дом хлынули потоки солнечного света, расцветив все вокруг яркими красками. Южная стена, выходившая на гавань, практически вся состояла из окон; двери вели на тенистую террасу с тростниковой крышей. Террасу ограждала низкая стена, на полу стояло несколько надтреснутых цветочных горшков с пышными геранями, а дальше расстилалась мерцающая синева моря.
Внутри дом был устроен по-современному. Внутренние перегородки отсутствовали, а над закутком кухни был возведен помост с деревянным ограждением, к которому вела лестница без перил наподобие корабельного трапа. Под трапом располагалась дверь в крошечную ванную. Свет и воздух поступали туда через отверстие, проделанное высоко в стене; в ванной были раковина, унитаз и примитивный душ, полочка с туалетными принадлежностями, тюбиками и флаконами, зеркало, а на полу круглая корзина для белья.
Остальное пространство занимала просторная гостиная в средиземноморском стиле с белеными стенами и каменным полом, на котором пестрели яркие половички. Дальний угол занимал треугольный очаг с пахучей древесной золой; казалось, что от малейшего дуновения над золой запляшут огоньки. Очаг находился на высоте примерно восемнадцати дюймов от пола, так что на его выступ можно было с удобством присесть. Этот выступ продолжался вдоль всей стены, образуя что-то вроде полки, на которой в беспорядке громоздились подушки, пледы, стопки книг, лампа, обрывок каната, завязанный морским узлом, газеты, журналы и даже ящик с пустыми бутылками.
Перед очагом, спиной к террасе и морю, стоял великанских размеров продавленный диван, на котором могли свободно разместиться по меньшей мере человек шесть. Поверх выцветшего голубого чехла из льняной ткани лежал красно-белый полосатый плед. На другом конце комнаты торцом к окну стоял старенький письменный стол с выдвижными ящиками, на котором были разбросаны бумаги и стояла пишущая машинка. Из деревянного ящичка выглядывали конверты — судя по всему, нераспечатанные, — рядышком примостился бинокль. Из машинки торчал белый лист, и Селина не смогла устоять перед искушением.
— Новый роман Джорджа Дайера, — прочла она. — Каждый охотник желает знать, где сидит кто-то там парам-пам-пам, — и дальше целая строчка точек, а в конце восклицательный знак. Она скептически поджала губы. Похоже, мистера Рутленда ждет большое разочарование.