Между кухонькой и входной дверью находился колодец с кованым воротом, на котором висело ведро; рядом на полке стояли ополовиненная бутылка вина и кактус в горшке. Селина заглянула в колодец и увидела в его темной глубине блестящее зеркальце воды; на нее пахнуло сладостью и чистотой. Наверняка эту воду можно пить, однако бабушка всегда говорила, что за границей следует пить только воду в бутылках, а Селине вовсе не улыбалось сейчас свалиться с гастроэнтеритом.
Она отошла от колодца и встала посредине комнаты, заглядывая на галерею. Не в силах побороть любопытство, Селина вскарабкалась по лесенке и обнаружила наверху живописную спальню со скошенным потолком и гигантской резной двуспальной кроватью (как, интересно, ее туда затащили?), стоявшую под щипцом крыши. Для другой мебели места практически не оставалось — у стены, где потолок был ниже всего, стояла пара морских сундучков, а угол, кое-как отгороженный занавеской, выполнял функции гардероба. Ночной столик заменял перевернутый на попа ящик из-под апельсинов, внутри которого стояли книги, а сверху настольная лампочка, радиоприемник и корабельный хронометр.
Селина услышала, как Томеу позвал ее с террасы: «Сеньорита!», — и осторожно спустилась. Мальчик устроился на стенке террасы в компании громадной персидской кошки. Он улыбнулся Селине и взял кошку на руки, словно собираясь протянуть ей.
— Сеньор Дайер, — сказал он, поднимая кошку повыше; она жалобно мяукнула и после короткой борьбы легким прыжком приземлилась на террасу, где устроилась в солнечном уголке, уютно обернув хвостом передние лапы.
— Она большая, — сказала Селина. Томеу нахмурился. — Большая, — повторила она, разводя в стороны руки, будто кошка была размером с тигра. — Большая.
Томеу рассмеялся.
— Sí. Muy grande.
— Это его кошка? Сеньора Дайера?
— Sí. Сеньор Дайер.
Она подошла к стенке и, опираясь на нее локтями, посмотрела вниз. За стеной располагался крошечный садик, в каменистой почве которого росли две-три скрюченные оливы, и Селина внезапно осознала, что склон, на котором стоит Каса Барко, спускается к морю ступенями, а терраса, на которой она стоит, образует крышу лодочного сарая со стапелями, идущими к воде. С террасы к сараю можно было спуститься по узенькой лестнице; у ее подножия двое мужчин, присев на корточки, чистили рыбу. Они ловко орудовали ножами, лезвия которых ярко сверкали на солнце, потом споласкивали рыбу в море, взбаламучивая гладкую нефритовую воду. Томеу наклонился, подобрал с земли камешек и кинул им в рыбаков; те подняли головы, чтобы взглянуть наверх, увидели Томеу и заулыбались.
— Hombre, Томеу!
Очевидно, в ответ он крикнул что-то забавное, потому что мужчины рассмеялись, а потом вернулись к своему занятию. Камни под руками Селины были теплые, кое-где на платье отпечаталась побелка, словно мел, осыпавшийся со школьной доски. Она уселась на стенку спиной к морю и заметила веревку для белья, натянутую между крючками, на которой висела окаменевшая под солнцем, сморщенная одежда: выгоревшая голубая рубаха, плавки, парусиновые штаны с заплатками на коленях и пара стоптанных теннисных туфель с переброшенными через веревку связанными между собой шнурками. На террасе имелась кое-какая мебель, правда, сильно отличавшаяся от той, какую она привыкла видеть в журнале Дом&Сад. Просиженное тростниковое кресло, деревянный столик с облупившейся краской и складной стул, который, стоило на него сесть, немедленно схлопывался, словно мышеловка. Селина жалела, что не знает испанского и не может поболтать с дружелюбным Томеу. Ей хотелось расспросить его про сеньора Дайера. Что он за человек? Яхты — какая из них принадлежит ему? Когда, по мнению Томеу, он может вернуться из Сан-Антонио? Однако прежде чем она попыталась завязать разговор, до них донесся гул мотора. Для Селины он прозвучал похоронным маршем — это Тони возвращался назад на своем такси. Гул умолк и в следующую секунду Тони уже входил в дверь с видом еще более раздраженным и зловещим, чем обычно. Селине пришлось напомнить себе, что он ее не съест. Твердым голосом она произнесла:
— Сеньор Дайер еще не приехал.
Тони встретил это известие с ледяным молчанием. Потом извлек из кармана зубочистку и поковырял ею в прохудившемся коренном зубе. Обтерев зубочистку сзади о штаны и убрав назад в карман, он изрек:
— И что же, черт побери, нам теперь делать?
— Я буду ждать здесь. Уверена, он скоро будет дома. Рудольфо сказал, что он должен вот-вот вернуться. Вы можете подождать здесь или оставить мне свое имя и адрес и ехать назад в Сан-Антонио. В любом случае я прослежу, чтобы вы получили свои деньги.