– Нет бога, кроме Аллаха! – воскликнул Гарун, покачав головой. – Но все же эта Лилат, видимо, и вправду обладает немалым могуществом. – Он опустился на колени возле поверженного. – Поведай мне, в чем секрет ее силы? И какое проклятие могло довести тебя до подобного состояния?
– Ну что ж, – ответил несчастный, – секрет прост. Сила ее коренится в обладании тем, что именуют философским камнем. Алчущие обрести этот камень обшаривали все уголки земли.
Узник рассмеялся, столь горестно и ужасно, что у всех внимавших ему мороз пробежал по коже.
– Ибо ведай, – продолжил он, – хотя я был рожден смертным, как ты, мое пребывание здесь, у этой колонны, длится уже три сотни лет.
Гарун воззрился на него в изумлении.
– Неужто в городе Лилат-ах все живут так долго, как и ты?
– Воистину так, – бедняга поморщился, – ибо будь даже их головы снесены с плеч, животы вспороты, а внутренности выброшены в пыль, на другой день они все равно восстанут из праха и продолжат сражаться.
– И в чем же заключается секрет этого чуда?
Несчастный, прежде чем ответить, вновь содрогнулся и застонал.
– В эликсире – в жгучем и горьком на вкус снадобье, каковое влили в горло мне и моим бойцам, дабы наши мучения и страдания никогда не кончались.
– Воистину это дивный рассказ. Но как приготовляется эликсир бессмертия?
– Сие мне не ведомо, о поборник праведности, ибо это есть тайна, известная лишь жрецам Лилат. Говорят, в незапамятные времена они прибыли в этот город из Египта, где правил фараон-язычник.
– Из Египта? – Гарун обвел задумчивым взглядом бескрайние пески. – Но зачем жрецам, обладавшим таким могуществом, потребовалось покидать столь богатую и счастливую землю?
– Зачем? – Закованное существо горько усмехнулась. – А как ты сам думаешь, о воитель? Да затем, чтобы такие, как ты и я, их не тревожили!
Выкрикнув эти слова, несчастный стал как безумный извиваться и биться в своих цепях, на губах его выступила пена.
– Поворачивай! – прохрипел он. – Поворачивай назад! Возвращайся! Неужели ты не постиг, что я оставлен здесь, дабы служить предостережением, наглядным и ужасным предостережением для всякого, кто дерзнет двинуться дальше? Поворачивай немедленно!
Гарун долго молчал, размышляя об обетах, данных халифу аль-Азизу, а потом твердо сказал:
– Нет, повернуть назад я не могу.
Скованный демон обмяк и обвис на цепях.
– О несчастный, – проговорил он, – возможно, через некоторое время, когда сила твоя будет сломлена и мощь сокрушена, ты сменишь меня здесь, у этого столба, и будешь страдать до скончания времен.
Гарун покачал головой и, медленно извлекши из ножен меч, приставил острие к иссохшей груди страдальца.
– Ты сам знаешь, – улыбнулся он, – что даже проклятые Лилат могу вернуть милость Аллаха. Нет Бога, кроме Аллаха, и Мохаммед пророк его!
С этими словами аль-Вакиль вонзил меч в грудь несчастного, и тот конвульсивно забился в своих оковах, пальцами хватаясь за отточенную сталь.
– Ты умираешь? – вопросил его Гарун. – Чувствуешь, что жизнь покидает тебя?
– Да, – ответил прикованный и собственными руками еще глубже погрузил клинок в свою изможденную плоть...
Из раны сочилась черная кровь.
– Но как может мой клинок, обычная, созданная человеком сталь, отнять жизнь у того, кого напоили магическим эликсиром? – осведомился аль-Вакиль.
– Помню... – едва слышно пробормотал демон, – тогда тоже... на стенах... тот человек... Я пронзил его мечом, и мне казалось, что он умирает на моих глазах...
Бывший воин закашлялся и выплюнул на песок черную жидкость.
– Все эти годы... – Неожиданно на его лице появилось некое подобие улыбки. – Все эти долгие столетия я размышлял, гадал, надеялся. Дерзал уповать на то, что тогда враг действительно был мною убит. И вот теперь... кажется... кажется, я знаю истину.
Он еще продолжал говорить, а глаза его начали вращаться. Свет в них потускнел. Едва несчастный произнес последнее слово, глазные яблоки сморщились и раскрошились. Следом за ними рассыпалось в прах и иссохшее тело. Всего несколько мгновений потребовалось для того, чтобы оно превратилось в облачко невесомой пыли и было развеяно ветром. На столбе остались лишь пустые цепи.
Гарун, преклонив колени, произнес молитву, после чего поднял оковы и повернулся к своим солдатам.
– Воистину велик Аллах! – возгласил он. – Зрите, о правоверные, разве не был дарован нам знак, указующий, что даже проклятые в городе Лилат-ах уязвимы для праведной стали? Хвала Аллаху, ибо нет для него ничего невозможного.
Ничто не могло поколебать веру Гаруна и отвратить его от намеченной цели, хотя когда на следующий вечер впереди показались пламенеющие в лучах кровавого заката башни и стены, войско повелителя правоверных охватил столь великий ужас, что даже такому прославленному и могучему полководцу, каким был аль-Вакиль, с трудом удавалось удерживать людей от бегства. Чудовищен был облик Города Проклятых, ибо зазубренные башни его возносились к небу, полированные стены заслоняли окоем, и закатный багрянец заставлял эти укрепления казаться не сложенными из камня, но сотворенными из живого огня.
Когда же пала ночь, зарево угасло и город вырисовывался на фоне звездного неба выраставшей из голой пустыни грозной, черной громадой.
Гарун аль-Вакиль извлек из ножен свой сияющий меч и повелел воинам быть наготове. Повеление сие поспело вовремя, ибо проклятые жители Лилат-ах под покровом ночи совершили яростную вылазку. Ужасные видом, ибо очи их походили на горящее серебро, а кожа тускло мерцала даже во тьме, они, суля неминуемую погибель, словно духи смерти обрушились на правоверных с леденящими кровь воплями. Однако по благоволению Аллаха строй мусульман стоял крепко. Яростные атаки продолжались всю ночь, но с приближением рассвета стали ослабевать, а когда первые солнечные лучи вызолотили восточный небосвод, враг отступил за городские стены. Множество поверженных недругов осталось на поле боя, но, к ужасу и изумлению правоверных, все они, даже получившие самые ужасные раны, были живы. Весть о том, что врагов нельзя убить, едва не повергла мусульман в отчаяние. И тогда Гарун прошел по полю боя, острием своего меча поражая раненых в сердце, и каждый, кого касалось его оружие, издав пронзительный вопль, рассыпался в пыль.
Видя это, воины халифа воспрянули духом, и аль-Вакиль, не теряя времени, повел их на штурм Оказавшись в тени величественных стен, он поднял глаза, изумляясь виду вздымавшихся над стенами богато изукрашенных, вызолоченных башен и осыпанных драгоценностями куполов, но более, чем шпили, арки и пирамиды, более, чем все дивные чудеса и красоты, внимание его привлекли несчастные пленники. Вдоль всей линии укреплений можно было видеть истерзанные ужасными пытками человеческие тела, но, как ни страшны были муки этих несчастных, им не дано было обрести покой в смерти. При мысли о веках ужасных страданий, выпавших на долю пленников по воле проклятых нечестивцев, сострадательная душа Гаруна исполнилась праведного гнева. Движимый оным, он воздел над головой свой меч, издал грозный боевой клич и галопом устремился вперед.
Восхваляя Аллаха, дарующего победу, воины отважно последовали за ним и вступили в ожесточенную схватку со злобным и яростным врагом. Многие правоверные сложили головы под мерцающими стенами Города Проклятых, ибо силен и злобен был исполненный нечестивой ярости недруг. Защитники Лилат-ах дрались как одержимые, однако от полководца мусульман не укрылось, что, по мере того как выше поднимается солнце, силы идолопоклонников убывают. Наконец к полудню поборники ислама ворвались в город, но битва продолжалась и за его стенами. Кровь ручьями струилась по улицами, мертвые тела обращались в прах, и из-под копыт арабских скакунов вздымались клубы пыли. В центре города высился огромный, с башнями из черного мрамора храм, на стенах которого были изображены устрашающего вида демоны. Туда, в широкие золотые ворота этого идольского капища, стремились заползти раненые поклонники Лилат. При виде их Гарун аль-Вакиль едва не проникся сочувствием, но вовремя вспомнил, что солнце уже достигло зенита, и когда оно начнет клониться к западу, силы зла и тьмы начнут возрастать.