Она умолкла, и в наполненном благоуханиями зале повисла тяжелая, напряженная тишина.
– Назови свою цену, – попросил я.
– Для тебя она вполне посильна, – молвила Лейла.
– Скажи, в чем она состоит.
Увы, она отрицательно покачала головой.
– Но как я могу согласиться на то, чего не знаю.
– Право же, возлюбленный мой, ты уже согласился.
Склонив голову, я оцепенел от растерянности и страха.
Сначала мне подумалось, что все мы рабы Аллаха и принадлежим только ему, но потом, вспомнив о дочери – о солнце, луне и звездочке моей жизни, – я понял: на всем свете нет ничего, чем мне было бы трудно поступиться во имя ее спасения. А еще я подумал о том, что моя жена, в чем у меня не раз имелась возможность убедиться, посвящена в великие магические тайны и обладает познаниями, обретенными в далеких мирах и уходящими корнями в немыслимую древность. Все это в совокупности заставило меня задуматься о собственных желаниях: ведь я во имя Аллаха всегда старался противиться искушению, но в то же время тяготел к постижению мудрости древних. Однако, размышляя об этом и взирая на неземную красоту восседавшей на престоле жены, я вдруг почувствовал, что мысли мои путаются, воля тает, и у меня нет более сил противиться своим желаниям.
– О могущественнейшая из джиннов, – молвил я, – теперь у меня уж нет сомнений в том, кто ты. Открой же мне сокровенную тайну и скажи, чего от меня хочешь.
Лейла, однако, покачала головой.
– Прежде всего, – молвила она, – я хотела бы рассказать тебе историю. – С этими словами она указала мне на трон из золота рядом со своим и жестом предложила занять на нем место.
– Какую историю желаешь ты мне поведать? – спросил я, воссев на трон.
– Историю о фараоне и храме Амона.
– Я жду ее с нетерпением, ибо уверен, что услышу много необычного и чудесного.
Лейла улыбнулась.
– Ты прав, о возлюбленный. Тем паче что, не выслушав это повествование, ты не сможешь ни постичь тайну, которую я намерена тебе открыть, ни понять, какова истинная цена этому знанию. Ибо, о возлюбленный, все сущее ныне уже имело место во времена былые и, быть может, снова повторится в грядущем.
– Не замыкай же уста свои и позволь мне узнать обо всем.
– Будь по-твоему.
Лейла улыбнулась и повела рассказ...
Вставка в текст манускрипта, подаренного лорду Карнарвону.
Клуб любителей скачек.
20 ноября 1922 года.
Дорогой лорд Карнарвон!
Вновь и вновь глядя на сей манускрипт, я не могу не вспоминать первоначальное радостное возбуждение, настолько всепоглощающее, что при осознании практического смысла этого, казалось бы, совершенно фантастического текста я испытывал едва ли не физическую боль. Должен признаться, что при первом прочтении наличие в документе множества несуразностей вызвало у меня ощущение мистификации или розыгрыша, но все же, вчитываясь и вдумываясь, я под шелухой фантастических наслоений начал угадывать зерна истины, подобно тому как археолог, просеивая песок, пыль и мусор, вдруг видит очертания какого-нибудь древнего артефакта, с незапамятных времен погребенного в земле.
Совершенно очевидно, кто в раннемусулъманский период истории Египта арабскими крестьянами была найдена и раскопана не разграбленная ранее царская гробница. Нет ничего удивительного в том, что невежественные, суеверные крестьяне, обнаружив под землей хорошо сохранившуюся мумию фараона в царском одеянии и со всеми регалиями, изумились и ужаснулись настолько, что сочли древнего царя неподвластным смерти существом, с помощью ужасной магии пережившим под землей тысячелетия. Разумеется, я вовсе не склонен воспринимать все рассказанное Таруном аль-Вакилем буквально: цивилизованный человек едва ли поверит в воскресшего фараона, верхом на коне штурмовавшего Карнак во главе армии демонов, но мне трудно пройти мимо того непреложного факта, что описание гробницы однозначно соответствует тому захоронению, которое было открыто Дэвисом и которое сам он с упорством и настойчивостью, достойными лучшего применения, приписывал царице Тии. Для меня-mo его ошибка была очевидна изначально – ведь найденный скелет принадлежал мужчине, и данные манускрипта явились лишь дополнительным тому подтверждением. Но кто в действительности был погребен в той могиле? Может ли старинная рукопись пролить свет на эту загадку, а то и послужить ключом к раскрытию еще более примечательных тайн, включая секрет доселе не найденной, сохранившейся в первозданном виде гробницы? Все эти вопросы заставляли мое сердце биться сильнее, точно так же, уверен, как заставляют сейчас усиленно биться ваше. Но не стану больше томить вас, мой друг, и злоупотреблять вашим терпением, ибо волшебница Лейла, обещая историю удивительную и примечательную, не обманула своего бывшего возлюбленного и ничуть не погрешила против истины.
Г<овард> К<артер>
Узнай же, о Гарун, что в минувшие, давние времена существовало много такого, что ныне напрочь утрачено, ибо прошлое есть пустыня, заполненная несчетным числом вещей, погребенных и сокрытых от посторонних очей. Не думай, будто то, о чем ты не слышал, не имело места в действительности, ибо многое из того, что случалось в прошлые годы, безнадежно забыто, и даже память о деяниях великих царей далеко не полна.
К примеру, я могла бы спросить, что известно тебе об Иосифе, проданном в рабство в Египет своими братьями? Ты, конечно же, читал, что он был куплен высокопоставленным придворным, а потом ложно обвинен женой своего хозяина в постыдных домогательствах. Ведомо тебе и то, как его бросили в темницу, но потом Тутмос, бывший тогда фараоном Египта, призвал его для истолкования посещавших его по ночам странных видений. Знаешь ты и то, что тучные и тощие коровы, выходившие из Нила, были истолкованы как сытные и голодные годы, то есть прозвучало предсказание, что сначала народ Египта ждут богатый урожай и довольство, а потом голод и страдания.
Все произошло в точном соответствии с предречением, однако, поскольку Иосиф предусмотрительно построил хранилища и сделал запас зерна, народ Египта смог пережить неурожайные годы без тех невзгод и бедствий, какие ждали бы его в противном случае. Не удивительно, что Тутмос возлюбил Иосифа превыше всех прочих придворных и удостоил его сана советника, властвующего над всеми землями. Более того, бывший раб был провозглашен соправителем фараона – честь, дотоле не дарованная ни одному чужеземцу. Иосиф правил Египтом с мудростью и заботой, чем стяжал любовь и благодарность не только фараона, но и всего народа. Люди не только чтили его как избавителя от голода, но восхищались его мудростью, щедростью, справедливостью и великодушием. И лишь языческие жрецы ненавидели его, ибо в глубине души Иосиф никогда не забывал о вере своего народа и чтил Бога единого, Вечного и Вездесущего, известного его соплеменникам под именем Яхве. Египтяне, узнав об этом, назвали Иосифа в честь почитаемого им Бога, что для них, язычников, признававших многих богов, являлось делом обычным. Поскольку же имя Яхве на их языке произносилось как Юаа, Иосифа стали звать именно так.
По прошествии времени случилось так, что фараон Тутмос, хотя и был молод, тяжко занемог. Члены его истощились и иссохли так, что он сделался похожим на мумию. Когда это стало известно, к фараону явился верховный жрец, и они вдвоем надолго заперлись в святилище великого храма Амона. Кто таков был в действительности «бог» Амон и каковым являлся его истинный облик, держали в тайне от всех, за исключением самого высшего жречества, однако все знали, что он обладает магией слишком ужасной, чтобы о том спрашивать, и слишком могущественной, чтобы познание ее стало доступно смертному.