— Миссис Дарси, мисс Гилберт убедительно просит вас подняться наверх, в спальню мисс Лили, — другая служанка, скрытая для Дарси стеной, своим звонким голоском безжалостно нарушила хрупкость момента, заставив вздрогнуть обоих супругов.
Элизабет, по привычке мягко сжав губы в сдержанной улыбке, кивнула юной служанке и вновь посмотрела на Дарси, только теперь она возвела глаза к небу и обреченно вскинула брови. Ее супруг улыбнулся чуть шире, чем прежде, и в его взгляде, полном неизменного холодного спокойствия, Элизабет прочла насмешку, тонко смешанную с каплей ехидства. На лице женщины разлилась краска шутливой досады, и она, передернув плечами, сдержала порыв состроить мистеру Дарси какую-нибудь не слишком изящную физиономию. Элизабет прищурилась от золотистых лучей, нежно целующих ее лицо, и увидела, как Дарси, добродушно посмеиваясь, смотрел на нее с прежней светлой нежностью, плещущейся в его глазах голубыми волнами душевного тепла.
— Позови, если придет почта от Лили. Я переживаю, — Элизабет выпрямилась, и в ее прекрасных насыщенно-карих глазах мелькнула тихая грусть.
— Непременно. Я в любом случае жду вас, — Дарси коротко смежил веки в ответ на ее улыбку, от которой на душе мгновенно стало еще светлее, хотя казалось, что она и так насквозь пропитана солнечным соком и пахнет медовой терпкостью луговых цветов.
Ее шаги стали неслышны, и лишь свежий букет золотистых колосьев, роскошных огненных маков и мохнатых лазурно-синих васильков, стоящий на изящном резном комоде, напоминал о заботливой хозяйской руке, которая угадывалась в каждом уголке и дома, и сада. Дарси вздохнул и окончательно отложил книгу, все еще напоминающую о себе тяжестью на коленях. Письма от Лили он ждал не меньше, чем его жена. Их чудесная нежная дочка пять дней назад стала супругой наследника крупного поместья в Уилтшире, и родители с нетерпением ожидали вестей. Лили. Самое светлое и прекрасное существо на свете, какое только может вообразить себе человеческий разум.
Будучи вторым и последним ребенком четы Дарси, к тому же единственной девочкой, Лили практически ни в чем не знала отказа с самого раннего детства. Она поразительно была похожа на свою тетушку Джейн и кротким нравом, и прелестной внешностью. От Лили была без ума вся прислуга в Пемберли, начиная от дряхлой экономки миссис Рейнолдс, относившейся к детям Дарси как к собственным внукам, и заканчивая первым камердинером, мистером Брайоном, самым невозмутимым человеком на свете, из которого сложно было вытянуть хотя бы одно связное предложение. Старший брат, Уильям, моложе которого Лили была на два года, с раннего детства был неразлучен с любимой сестричкой. Если Уильям затевал грандиозную проказу, то Лили, сопротивляющаяся уговорам недолго, храбро защищала брата-сорванца перед лицом рассерженной матери, которая строго выговаривала за очередную разбитую статуэтку, поломанные цветы в саду или измазанные в разнообразной грязи курточки и платьица. Лили, хрупкой, нежной и ласковой, все прощалось гораздо быстрее, чем лукавому шалопаю Уильяму, которого, впрочем, все в Пемберли обожали не меньше.
Дети супругов Дарси, очевидно, родились в те дни, когда госпожа Фортуна пребывала в поистине великолепнейшем настроении. Они были самыми желанными и обожаемыми чадами для своих родителей, привыкшими, что все их желания готовы исполняться. У Лили и Уильяма была мама, которая всегда беззлобно подшучивала, по вечерам играла на фортепиано, заплетала красивые прически, читала перед сном чудесные сказки и бесконечно любила отца. У них был папа, который учил сына скакать на лошади, долгие часы проводил с детьми за играми в саду или в гостиной, рассказывал массу удивительных вещей и безгранично обожал маму. В поместье Пемберли было все, что требовалось для воспитания маленьких наследников: огромные просторы для прогулок, самые лучшие учителя Англии, великолепная библиотека, фехтовальная зала, комната для живописи, большая конюшня… Часто приезжали в гости обожаемые детьми дядюшка и тетушка Бингли, которые часами возились с племянниками, а потом и Дарси, и Бингли усаживались за вечерний стол в садовой беседке, и начиналась прекрасная долгая беседа, полная светлых воспоминаний, добрых шуток и дружеского тепла.
Уильям к своим девятнадцати годам вырос в высокого, стройного и необычайно красивого юношу, о внимании которого мечтали юные девицы как Дербишира, так и соседних графств. Его тонкое лицо с благородными чертами, живые карие глаза и улыбка, от которой таяли сердца всех барышень, оказывали благоприятное действие в обществе. Молодой человек был великолепно образован, остроумен и обладал умением притягивать к себе людей, как огромный магнит. Уильям обладал изрядным обаянием и жизнерадостностью, что помогало ему налаживать прочные связи в Свете без особенного вмешательства родителей. Юноша умел заводить друзей и тонко шутить (последнее передалось ему от матери, которая все эти годы сохраняла те открытость, искренность и живое очарование, за которые мистер Дарси продолжал быть от нее без ума); вместе с тем обладал холодным благородством отца и безупречной благопристойностью, никогда не опускаясь до беспорядочного флирта. В семнадцать лет Уильям сообщил родителям о своем твердом намерении вступить в королевский полк, где ему уготовил место старший подполковник Форбс. Мать вскинула бровь и без тени улыбки сказала, что его почтенная бабушка, будь у нее сын и узнай она о таком его решении, с горя затопила бы слезами весь Дербишир. Отец лишь пронзительно всматривался в лицо непреклонного отпрыска, прежде чем дал родительское благословение на военную карьеру единственного наследника поместья Пемберли. Уильям, не помня себя от счастья, крепко обнял и поцеловал скептично настроенную мать и унесся писать ответ подполковнику. Потом Лили рассказала ему о сцене, увиденной ею (совсем случайно, конечно) в кабинете мистера Дарси. Отец ласково гладил руку мамы, которая тихим срывающимся голосом рассказывала мужу о своих переживаниях. Уильям махнул рукой: «Ничего, когда мама увидит меня на вершине славы, она тоже расплачется, только от счастья». Несмотря на такие довольно-таки циничные слова, молодой человек глубоко переживал о душевном спокойствии матери, которую он беспредельно любил и уважал. Минуло уже два года с тех пор, как Уильям покинул Пемберли, и каждую неделю он писал рапорт отцу о своих достижениях (и мистер Дарси мог вполне заслуженно гордиться своим сыном, так как и начальство юного Дарси было весьма довольно службой молодого солдата) и трогательное письмо матери, где расспрашивал обо всех делах, рассказывал о своих и непременно передавал пламенный привет любимой сестричке.
Лили была совсем другой. С годами она расцвела подобно нежному бутону английской розы, превратившись из худенькой неказистой девочки с огромными глазами в изящную стройную барышню, скромную, немного наивную и имеющую распахнутое для всех, поистине золотое сердце. Лилиан была любимицей родителей, которые любили ее так, как любят только горячо желанных детей. К Уильяму с ранних лет относились как к будущему мужчине, что только шло ему на пользу, на Лили же изливались отцовская нежность и солнечная ласка матери. Все, что не полностью отдавалось сыну, взращивало в дочери самые прекрасные качества, превращая ее в ангельски чистую, любящую и удивительно искреннюю девушку, которой восхищались все, кто был с ней знаком. В Лили не было материнской насмешливости или холодной неприступности отца — она вобрала в себя все самые лучшие черты своей тетушки Джейн: мягкость, кротость, удивительную смиренность, незлобие и добросердечность. Как только дочка научилась ходить, то особняк моментально наполнился десятком голодных и истошно орущих котят, беспокойных щенков и прочей бездомной живностью. Лили лишь непонимающе хлопала глазами, готовясь разрыдаться в любой момент, когда мистер Дарси потерял дар речи от столь неожиданного и беспардонного вторжения в дом его предков всей этой пушистой и блохастой оравы. Первые несколько раз животные беспощадно возвращались на улицу под всхлипывания Лили, но вскоре родители поняли, что это бесполезно: все равно в тапочках отца обнаруживались экскременты и пушистый кролик, безмятежно чавкающий сворованной с кухни морковкой, все равно во всех углах дома и слуги, и хозяева натыкались на крошечных перепуганных котят и собак, умильно виляющих хвостами. Мистер Дарси, успокоенный разумными речами любимой супруги и слегка воодушевленный счастливыми глазами дочери, со вздохом позволил держать животных на заднем дворе поместья, а двум самым любимым котятам — жить в доме. Элизабет была весьма довольна благоразумным решением мужа, а Лили, попискивая от радости, осыпала любимого папочку поцелуями и не отпускала из объятий.